Астронавты - Станислав Лем

В кабину вошёл Солтык. Не спуская глаз с приборов, я засыпал его вопросами. Он не сразу ответил мне. Оказалось, что перед тем как войти в воду, он надул свой комбинезон воздухом, и этот изолирующий слой предохранил его от ожогов. С профессором было хуже. Он не мог этого сделать, так как его скафандр был разорван возле шлема. Всю дорогу он придерживал разрыв рукой, но когда переносили Осватича в лодку, ему пришлось освободить обе руки. Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы пары формальдегида и углекислоты проникли в воздух, которым он дышал. Отравленный, он потерял в лодке сознание.

— А что с Осватичем? — спросил я. — Где вы его нашли?

Солтык медлил с ответом. Он стоял перед щитом с указателями торможения, пристально вглядываясь в них, хотя они ничего не показывали, так как были выключены.

— У Осватича тепловой удар, — сказал он наконец. — Но, кажется, ничего страшного. Он шевелился, когда мы его несли.

— Ну хорошо, а где же он был?

— Не знаю.

— Что вы говорите?

На экране светлые волнистые облака прорезали тёмные тучи. Создавалось впечатление, что мы летим над архипелагом гористых островов.

— Профессор дал мне верёвку... Мы связались, и он велел мне идти за ним так, чтобы она была всё время натянута, а сам пошёл вперёд. Так он нашёл Осватича.

— Где?

— Не знаю. Он вдруг исчез.

— Кто? Профессор?

— Да. Исчез, словно провалился сквозь землю. Но я чувствовал его движения, потому что мы были связаны верёвкой. Вы понимаете? Нет, этого понять нельзя. Я говорю вам: как вы видите сейчас меня, так я видел эту верёвку. Конец её висел в воздухе, натянутый — и больше ничего не было.

— Ничего?

— То есть были камни, воздух, но ни профессора, ни Осватича... Потом, может быть, через минуту верёвка дёрнулась: это был условный знак. Я потянул и вытащил обоих. У профессора был разорван скафандр.

— Он упал?

— Не знаю. Очевидно.

— Но где же он был?

— Я сказал вам, не знаю.

— Как? Вы его не спросили?..

— Нет... Да и вы бы не спросили после того...

Он вдруг повернулся, и я увидел его потемневшее, ожесточённое лицо.

— После вашего ухода... я вёл себя, как щенок! Я скулил... кричал на него, потому что он преспокойно расхаживал со своим аппаратом, как в лаборатории... Я не понимал, не мог понять, зачем он это делает!

Через некоторое время Солтык продолжал уже спокойнее:

— Ещё на Земле кто-то говорил, что Лао Цзу похож на подвергшееся закалке стекло: прозрачное, гладкое, самое обыкновенное, но кто попробует откусить, поломает зубы. Я хотел оправдаться. Он ответил мне какой-то поговоркой... Камни горели у нас под ногами, я думал, что мы расплавимся, а он... Вы знаете, какие были его первые слова, когда он очнулся в каюте? Он спросил у Чандрасекара, готовы ли результаты расчётов!

«Космократор» достиг своей крейсерской скорости. Я отошёл от экранов, но старался не смотреть на Солтыка: так ему было легче. Я понимал, что слова утешения не помогут. Лао Цзу дал ему хороший урок, да ещё в каких условиях! Я вспомнил о своём приключении в Мёртвом Лесу...

— Если хотите, идите к нему, — сказал Солтык. — Я сменю вас. Не могу смотреть ему в глаза.

Я не заставил повторять это дважды. Когда я вошёл в каюту, Тарланд как раз снимал с койки Осватича целлофановую палатку, под которой устраивали искусственную кислородную атмосферу. У больного, лежавшего высоко на подушках, щёки уже порозовели. Учёные сидели за столом, и среди них я, к величайшему своему изумлению, увидел китайца. Впервые я увидел его не в обычном тёмном костюме, а в длинном шёлковом вишнёвом халате, расписанном сказочными драконами. Он был по пояс укрыт одеялом, из-под которого виднелись белые забинтованные ноги. Лао Цзу был спокоен, как всегда, но несколько бледнее обычного. Арсеньев подвинулся; я сел. Осватич только что начал рассказывать о своём приключении. В нескольких словах он обрисовал наше путешествие вокруг Белого Шара и дошёл до того момента, когда я, обманутый контурами чёрного камня, отошёл от него. По его словам, он не слышал моего оклика и потому пошёл дальше. И вдруг всё вокруг него исчезло.

— Мелькнули один за другим все цвета радуги — от ярко-жёлтого до тёмно-фиолетового. Мне показалось, что-то сильно пригнуло меня к земле. Я потерял равновесие, проковылял несколько шагов, и вдруг брызнул такой яркий свет, что я вынужден был закрыть глаза. А когда открыл их, то оказалось, что нахожусь внутри огромного, освещённого белым светом шара. Совершенно гладкие, выгнутые стены окружали меня со всех сторон. Я подумал, что отверстие, через которое я попал сюда, находится позади меня. Обернулся, но там не было никакого выхода, — такая же гладкая стена. Почва, на которой я стоял, была усеяна камнями. Понятно ли я объясняю? Было похоже, будто кто-то срезал нижнюю часть громадного полого шара и накрыл меня им, как муху стаканом. Я постоял под огромным шарообразным куполом у стены, а потом медленно направился, разглядывая каждый камень, к центру шара.

И вдруг произошло что-то странное. Не сделал я и четырёх-пяти шагов, как выгнутая стена, к которой я приближался, стала свёртываться и отступать. Ещё два шага, и я стоял уже перед отвесной, совершенно плоской стеной. Я обернулся. Шар исчез; позади был непроглядный мрак. Я пошёл к этой плоской светящейся стене, и чем ближе я подходил, тем выпуклей она становилась, словно её надували сзади. Я был уже совсем близко, мог бы дотронуться до неё рукою... и вдруг увидел, что стою под стенами огромного шара, но на этот раз снаружи.

Я обежал вокруг. Он был величиной с Белый Шар, совершенно гладкий, без следов каких-либо щелей или отверстий. Сознание, что позади меня нет стен, успокоило меня. Я подумал, что теперь сумею выбраться, но когда я направился туда, в эту темноту, шар, оставшись позади меня, начал изменяться: вытянулся в высоту и ширину, разросся во все стороны и вдруг накрыл меня, так что я опять оказался внутри. Тогда я начал бегать во все стороны. Стоило мне направиться к середине, как стены передо мной раскрывались, выравнивались, сворачивали в другую сторону и превращались в выпуклый шар, окружённый глубочайшим мраком. А когда я направлялся в этот мрак, шар позади меня расширялся, становился плоским, сгибался и снова охватывал меня со всех сторон. Сначала мне казалось, что это какой-то механизм, но механизм не мог бы так вести себя. Потом я пробовал выбраться несколькими быстрыми прыжками, кидался вправо, влево, прямо, но всюду натыкался на гладкую стену.

Это слишком страшно, чтобы можно было описать. Совершенно чёрный, непроницаемый мрак, посредине шар, который то запирал меня, то снова выбрасывал, — я был то внутри, то снаружи, и при этом никакого намёка на щель или отверстие. Куда бы я ни шёл, всюду натыкался на гладкую стену. Эти огромные белые поверхности кружились у меня перед глазами, сжимались, вытягивались и то накрывали меня, то словно выплёвывали. Не знаю, долго ли это продолжалось, — может быть, час. Вскоре стало невыносимо жарко. Почва под ногами пылала. Мне казалось, что мой шлем раскалился докрасна. Дышать становилось всё труднее, воздух в скафандре жёг, как огонь. Холодильник не действовал; задыхаясь, я упал, — кажется, ударился головой... Что было дальше, не знаю...