Смерть особого назначения - Виталий Романов

Иллюзии обратились в прах и пепел вместе с ударной группировкой фринов, сосредоточенной в Угольном Мешке. Мадэну стало обидно и горько: так просто и быстро все произошло. Вроде бы корабли людей тоже погибали в жуткой схватке, но это ничуть не смущало врагов, проводивших операцию зачистки. На подмогу им постоянно прибывали новые звездолеты, а люди умели закрывать глаза на собственные потери, не концентрируясь на том, что ушло в холодную бесконечность, помня лишь о главной задаче, которую стремились решить во что бы то ни стало.

Уничтожить фринов. То есть их всех. И Мадэна среди прочих.

Люди рисковали собой, шли на смерть, ни секунды не колеблясь, и это стало откровением для командира отряда спецназовцев на Саванге. Видимо, не для него одного. Для старших – тоже.

Штаб замолчал. Те, кто оставался на захваченной планете, сначала не поверили, что их бросили на произвол судьбы. Они снова и снова вызывали по гравитону центр управления войсками, надеясь услышать ответ, но ответом была полная тишина.

Там, в Угольном Мешке, заканчивалась бойня, в которой фрины потеряли бо́льшую часть ударной группировки. Здесь, на Саванге, элитный спецназ оказался в ловушке. Без помощи транспортного звездолета Мадэн не мог эвакуировать своих бойцов, но присылать корабль никто не собирался.

Ярость пожирала Мадэна. Он мечтал развернуть захваченные орудия, ударить по чужим кораблям... Но как это сделать?! Ученые пока не смогли совладать с системой управления, и это жутко бесило командира спецназовцев.

А теперь последний из выживших десантников внес свою лепту в трагическую ситуацию – включил механизм самоликвидации батареи «Вулканов». В довершение ко всем бедам и напастям выставил лично его, Мадэна, полным дураком. Воспользовался тем, что фрины не столько охраняли захваченную базу, сколько следили за ходом далекого сражения...

Как глупо все получилось!

...Вот потому последний из людей не должен был умереть слишком быстро: ярость Мадэна нашла выход. Командир отряда спецназовцев даже позволил человеку очнуться, он хотел, чтобы враг все понимал, все чувствовал.

Лишь после того, как пленник открыл глаза, Мадэн приступил к мучительной казни, принялся ломать его кости прикладом молниемета. Начал он с фаланг пальцев. С тех самых пальцев, которыми чужак привел в действие систему ликвидации орудий «Вулканов».

Пленника силой заставили положить руку на остатки бетонной стены казармы – на неровные выступы и зазубрины. Двое помощников Мадэна удерживали контуженого диверсанта, а командир принялся орудовать прикладом.

Человек захрипел, по его лицу – пусть и не такому выразительному, как лица дроглов, – было видно: пленник жутко страдает. Мадэн вошел в азарт, он собирался выбить душу и волю из этого куска мяса. Хотел, чтобы враг завыл от боли, докатился до скотского состояния, потерял человеческий облик, начал умолять о пощаде.

Палач поднимал приклад снова и снова, но не слышал привычного хруста, как это было у пленных-смертников на полигоне Моранво. Человек скрипел зубами, но терпел, не срывался в крик – словно делал это назло фрину. Мадэн зверел все больше, стремясь превратить конечность пленника в кровавое месиво, но человек прореагировал лишь тогда, когда из туч выглянула оранжевая луна.

Он вдруг поднял морду к небу и жутко завыл.

Морду?! В первый миг Мадэн сам не понял: почему морду, почему не лицо?! Чужак вскинул морду, протяжно завыл – и радостно, и тоскливо, – и от этого леденящего воя его палачи испуганно подались назад.

А морда все удлинялась, меняла форму: глаза стали большими и вытянутыми, челюсти рельефно выделились, изо рта показались белые треугольные клыки. Пленник странно вздохнул, приоткрыл пасть, и длинный красный язык вывалился наружу. Желтые, чуть светящиеся в ночи зрачки посмотрели на Мадэна, и тот окаменел от ужаса.

Фрин не мог поверить собственным глазам: конечности пленника, даже та, что была разбита ударами приклада, вдруг начали менять цвет и форму, стали покрываться толстыми чешуйками, выросшими откуда-то из-под кожи. Человек завалился набок, странно дергаясь, извиваясь всем телом.

Человек ли?! Корка грязи на неведомом существе лопнула, откуда-то из нижней части спины показался короткий кожистый хвост. Задние конечности согнулись, подгибаясь под тело. Когтистые лапы попробовали твердь Саванга, словно чудище только родилось, толком не умело ходить и нуждалось в самых простейших уроках.

Лишь тогда командир спецназовцев опомнился. Он отпрыгнул назад, вскинул молниемет, готовясь поразить неведомого врага, но тот, кто раньше был человеком, опередил стрелка. Мощное тело, покрытое панцирем, толкнуло Мадэна в грудь, сбивая с ног. Морда с желтыми немигающими глазами мгновенно приблизилась к фрину, а потом острые треугольные зубы прорвали его глотку одним резким коротким движением.

Мадэн навсегда забыл и про клокотавшую внутри ярость, и про горечь поражения. К нему пришел глухой черный покой.

...Волкоящер атаковал фринов одного за другим, прыгая из стороны в сторону так быстро, что никому из солдат не удавалось взять правильный прицел. Ликвидатор, потерявший человеческую сущность, бил чешуйчатой головой, сшибал с ног корпусом, подсекал гибким хвостом, рвал тела зубами. Охота доставляла ему невероятное удовольствие: он наслаждался собственной мощью и неуязвимостью, своим послушным и сильным телом. Он знал, что столько пищи ему не требуется, но все равно убивал чужих. Не ради еды, просто испытывал к ним лютую ненависть, хотя и сам не смог бы объяснить: что это такое и откуда взялось это чувство в маленькой черепной коробке, защищенной толстым костяным панцирем.

Волкоящер остановился лишь тогда, когда почуял: опасность надвигается сверху. Зверь припал к земле, замер на месте. Немигающие желтые зрачки уставились в небо, но не на луну, на которую тянуло повыть всласть.

Он заметил: из тучи падают какие-то живые существа. Не такие, как те, кого он только что уничтожил, другие. К первым, лежавшим вокруг, он испытывал ненависть. С теми, что падали сверху, было связано что-то другое, важное и хорошее. Но он никак не мог вспомнить что.

«Вебер», – шевельнулось в черепной коробке. Волкоящер высунул наружу язык, свесил его между треугольных зубов, наблюдая за новыми пришельцами. Потом в голове родилась странная картина: палки, создающие длинные красные иглы. Сильная боль. Смертельная боль.

Он вскинул морду, собираясь негодующе завыть, но вовремя удержался. Медленно, прижимаясь к земле, заскользил прочь, подальше от клочка твердой земли, который зачем-то понадобился этим существам.

Волкоящер ушел в болото, но удаляться от кромки топи не стал, просто залег в жидкую вязкую грязь, чувствуя себя в безопасности. Когтистые лапы не нашли надежной опоры в трясине, зато выручил хвост, нащупавший твердую кочку и какое-то небольшое деревце, за которое удалось зацепиться.

Зверь оставил над поверхностью только морду: глаза и ноздри, чтобы дышать и наблюдать за чужаками. Все-таки он не хотел уходить далеко в глубь болот – его тянуло к появившимся существам.