Меченый - Уильям Лэшнер

– Моя сестра, – ответил Рикки. – Шанталь.

– Какое красивое имя! – Волшебник погладил ее по голове. – Шанталь. Привет, Шанталь. Меня зовут Тедди, я очень рад с тобой познакомиться. Чем занимаешься, Шанталь?

– Я танцую, – сказала она.

– Не сомневаюсь.

– Меня показывали по телевизору.

– Это здорово.

– Ты человек, который дает конфеты? – спросила Шанталь.

– Он самый, – ухмыльнулся Тедди. – Какие тебе нравятся больше всего, Шанталь? Шоколадки? С орехами? Суфле?

– Нуга, – сказала она.

– Нуга? Я даже не знаю, что такое нуга. – Тедди рассмеялся.

– Я тоже, – сказала Шанталь, – но в рекламе говорят, что она вкусная.

– Значит, в следующий раз будет нуга. Ты ведь придешь в следующий раз, правда?

Девочка пожала плечами.

– Протяни руку, – попросил Тедди.

Шанталь выполнила просьбу. Тедди ладонями прикрыл ее ладошку, долго подержал так, а когда отпустил, в ладошке остался шоколадный батончик и доллар. Глаза Шанталь засветились восторгом.

– Вот так, малыш, – сказал Тедди, бросая Рикки такой же батончик.

Деньги Ричарду не достались.

По дороге домой он напомнил сестре:

– Мне причитается половина.

– Я согласилась поделиться только конфетой, – возразила хитрая Шанталь.

– Это нечестно.

– Ты тоже получил шоколадку. А доллар… – На хорошеньком личике Шанталь появилась самодовольная улыбка. – Сам заработай.

Это было так похоже на Шанталь.

Она была эгоистичным ребенком, обожавшим только красные туфельки. Милая Шанталь. Обворожительная Шанталь. Всеобщая любимица, танцующая куколка Шанталь. Она была звездой семьи. Она покоряла любого элегантным шажком и очаровательной улыбкой. В присутствии взрослых она была идеальным ребенком, вежливым, послушным, готовым угодить. «Да, мамочка». «Нет, мамочка». «Пожалуйста, мамочка». «Ты так добра, мамочка». Но, оставаясь наедине с братом, Шанталь превращалась в самую подлую ведьму на Земле. Она крала у него игрушки и не делилась тем, что ей дарили. Он завидовал успеху сестры, ее умению так обходиться со взрослыми, что на его долю не выпадало ничего, кроме раздражения. «Успокойся, Ричард, и сиди тихо, Шанталь танцует. Продолжай, Шанталь, дорогая. Попробуй еще раз».

А теперь на ее очарование купился волшебник. Это было уже слишком. Досада заглушила внутренний радар Рикки. Он не почувствовал опасности в том, что волшебник снова и снова повторял имя сестры, в том, что назвал ей себя, хотя не открывался перед ним, в том, что долго-долго держал ее руку в своих ладонях. И в том, что дал ей доллар. Рикки должен был почувствовать опасность, но не почувствовал ничего. А может быть, почувствовал приближение беды, но не захотел ее предотвратить.

– Почему-то, – сказал Ричард, вытирая глаза рукой, – мне расхотелось ходить к волшебнику. Но Шанталь настаивала, и я отводил ее. А однажды он позвал ее в подвал, чтобы показать что-то. Когда Шанталь вернулась, она сияла, словно получила самый дорогой подарок в мире. Я спросил: «Что он тебе дал?» – но она не ответила. Она никогда, никогда, никогда не хотела делиться подарками.

– Что он ей дал? – спросил я.

– Зажигалку. Тяжелую, золотую. Она спрятала ее в ящике с игрушками, но я нашел. После этого у меня совсем пропало желание ходить к волшебнику.

– Но Шанталь продолжала бывать у него?

– Да. Она показывала конфеты, которые он ей дарил, и смеялась надо мной, потому что я к нему больше не ходил.

– Что случилось с Шанталь?

– Не знаю. Но как только она пропала, я понял, что виноват волшебник, этот Тедди.

– Вы кому-нибудь сказали об этом?

– Не сразу. Как я мог? Ведь это я отвел ее к волшебнику. Я был в ответе. Мама с папой убили бы меня, выбросили на улицу.

– Тебе было девять лет, – сказала Моника. – Ты не понимал, что делал.

– Нет, я все понимал. Когда Шанталь исчезла, родители изменились ко мне. Они больше не кричали: «Успокойся, Ричард. Сиди тихо, потому что Шанталь танцует». Они говорили: «О, наш милый Ричард, оставайся дома, Ричард, береги себя». Меня обнимали, целовали и баловали. Меня больше не выпускали на улицу, что меня вполне устраивало, потому что я боялся Тедди. Нет, я не хотел, чтобы Шанталь вернулась.

– Неужели ты так ее ненавидел? – спросила Моника.

– Нет. Да. Не знаю.

– Кому ты рассказал о волшебнике?

– Детективу. Он пообещал, что ничего не скажет папе с мамой, и я ему все рассказал.

– Детективу Хатэуэю? – спросил я.

– Да, точно. И он сдержал обещание. Никогда не говорил, что во всем виноват я. Он сказал, что найдет волшебника, но так и не смог это сделать.

– Хорошо, Ричард, – сказал я. – Думаю, достаточно.

– Это все? – спросил он.

– Это все. Спасибо.

Он посмотрел на Монику, и на его лице отразился отчаянный страх.

– Ты расскажешь об этом маме?

– О, дорогой, – сказала она, утирая слезы. – Тебе было всего девять лет.

– Не говори маме.

– Жить, как ты жил до сих пор, невозможно, просто невозможно. Нам нужно как следует убраться в этой комнате, нам нужно вытащить тебя из дома.

– Мне и здесь нравится.

– Так жить нельзя. Это просто невозможно.

– Я хочу так жить.

– О, Ричард, дорогой! Посмотри, что волшебник сделал с тобой. Посмотри, что он сделал со всеми нами.

Я покинул брата и сестру, агорафоба и танцовщицу, подражающую пропавшей девочке. Я оставил их в растрепанных чувствах. Моника была права: Тедди действительно виноват перед ними. Перед своей семьей, включая Шанталь. Я должен найти этого ублюдка.

И я знал, откуда начать поиски.

Но прежде следовало оставить кое-кому сообщение.

Для этого я выбрал самое непривлекательное место из всех возможных. «У грязного Фрэнка». Название говорило само за себя. А что делалось в туалетах! Такая гадость!

Забегаловка «У грязного Фрэнка», расположившаяся на углу Тринадцатой улицы и Пайн-стрит, официально именовалась притоном. В этом прибежище бородатых байкеров и хрупких, непрерывно курящих студентов-художников стояли замусоренные кабинки с низким потолком, имелась постоянная, не отличавшаяся вежливостью клиентура и играл великолепный музыкальный автомат, на котором крутились старые классические сорокапятки – маленькие виниловые пластинки. В этой забегаловке всегда висел густой сигаретный дым и царил запах немытого тела и пролитого пива.