Белое, черное, алое… - Елена Топильская

По дороге мы быстро обсудили внешний вид вертолетовской супруги, причем категорически не сошлись во мнениях, а потом я терзала Задова, каково его мнение о причине смерти Вертолета. Задов вяло отмахивался и говорил:

— Ну как я могу высказать какое-то мнение до вскрытия? Надо же и внутрь глянуть, на кишки, а так что? Ты вот можешь по обложке уголовного дела сказать, какой там состав преступления?

— Могу, — отвечала я. — На корочке написано.

— Да ну тебя… По результатам наружного осмотра трупа я тебе могу предположить все что угодно. И СПИД не могу исключить, и острую коронарную недостаточность, и ишемическую болезнь сердца… Ты же видела, все признаки быстро наступившей смерти, как в некрологах пишут, скоропостижной. И асфиксию механическую исключить не могу. Правда, склеры глаз чистые, и непроизвольного опорожнения мочевого пузыря, а также семенного канала не наблюдалось, а при удушении этого следовало ожидать. Но исключить не могу. И вообще, я с тобой ездил как врач — специалист в области судебной медицины для наружного осмотра трупа. Причины смерти доискиваться — не моя задача. Вон в морг поедешь, там им руки и выкручивай.

— Ну можно, я тебе повыкручиваю? До морга далеко, а ты — вот он, на расстоянии плевка.

— Отстань, — кратко ответил Задов и погрузился в сон. Я его ущипнула, но он сделал вид, что не проснулся.

Дежурство продолжалось.

До понедельника ничего нового не произошло.

А в понедельник с утра меня вызвал шеф и предложил рассказать, как дела по материалу в отношении Денщикова (что характерно, он и не сомневался, что после дежурства я не буду брать отгул и приду на работу, как миленькая).

— Когда поедем докладывать прокурору города? — спросил он.

— Сложный вопрос, Владимир Иванович. Вроде бы по шантажу мы кой-чего раскопали, но еще возимся только за кулисами. Никого, кроме Скородумова, еще не вызывали.

— Мы? — поднял брови шеф.

— Мы с Горчаковым, Владимир Иванович. Он мне вызвался помочь, я же по уши во взрыв закопалась, а он делает чисто техническую работу.

— Ну, в общих чертах мне скажите: будете возбуждать дело или это отказной материал?

— Я вообще склонна возбудить и порасследовать. Хуже не будет. Только у меня, знаете, какое предложение? Давайте возбудим дело по факту вымогательства, только не в отношении Денщикова, а как будто вымогательство совершено неустановленным лицом. Мы ведь можем сомневаться в том, как Скородумов установил личность вымогателя.

— Мария Сергеевна, вы забыли, что от потерпевшего по вымогательству нет заявления? Кроме того, Скородумов жалуется на незаконный обыск, а не на вымогательство.

— Но его заявление содержит и сведения о вымогательстве. По этому составу ведь решение не принято. Давайте прикинемся шлангом, Владимир Иванович, потянем время, а? По заявлению о преступлении в десятидневный срок решение принято?

Принято. А в ходе расследования дела о вымогательстве…

— Подследственного, как вы знаете, органам милиции, — перебил меня шеф.

— Которое прокурор, в соответствии с законом, может в любой момент изъять из производства милиции и принять к своему производству, — возразила я. — Так вот, в ходе расследования дела о вымогательстве мы следственным путем проверим и доводы заявителя о незаконном обыске. По крайней мере, можно будет спокойно все это проверить, не пороть горячку.

— А сопроводительную из городской прокуратуры к «материалу о незаконных действиях следователя Денщикова» сожжем и по ветру развеем?

— Владимир Иванович, но ведь сопроводительная — не процессуальный документ, а технический, в ней можно написать все что угодно. Процессуальным документом будет постановление о возбуждении уголовного дела, в котором можно написать «в отношении такого-то», а можно употребить выражение «по факту». «По факту вымогательства», и все тут. Давайте употребим именно такое выражение, а?

— Что вы казуистикой занимаетесь? — рассердился шеф. Верный признак того, что он готов согласиться.

— Владимир Иванович, — чуть-чуть дожала я, — ну что мы поедем докладывать прокурору города сырой материал? Только засветимся раньше времени. А как потом выходить из положения? Не наша вина, что в данном случае нам установленного законом срока не хватило. Объем работы огромный, и пахать эту целину надо следственным путем. Там требуется проведение следственных действий. Так чего горячку пороть? — убеждала я шефа. — Давайте казуистикой воспользуемся во благо себе. Все спокойно сделаем; в конце концов, из дела о вымогательстве можно выделить материалы про незаконный обыск. Зато все сделаем красиво, будет и доложить не стыдно. А?

— А, делайте что хотите, — махнул рукой прокурор, но уже не сердясь, а улыбаясь.

— Есть! — Я повернулась на каблуках и направилась к двери быстрее-быстрее, пока начальник не передумал.

— Стоять! — раздалось сзади.

Я замерла лицом к двери. Шеф грозно вопросил:

— Оружие получили?

— Ой, Владимир Иванович, может, ну его, а? — умильно залепетала я, повернувшись к нему. — Лишняя морока только. И мне, и вам. Вы же по ночам спать не будете: а вдруг у меня оружие похитят! А так вам куда спокойнее…

— Ладно, идите, — прервал меня шеф.

Я чуть не поскакала на одной ножке к дверям, но вовремя опомнилась и вышла как солидная дама.

В коридоре меня уже дожидался рубоповский водитель, тот самый, с которым мы ездили в Токсово за трупом. В морг, в морг, рога трубят!

По дороге мы обсудили прошедший день рождения Лени Кораблева, на котором разливанное море водки было употреблено в РУБОПе, а потом, по сведениям, полученным от водителя, Кораблев уехал в свое старое РУВД, там его тоже ждал накрытый стол. А после этого след его затерялся в неизвестности.

— А где он сейчас? — удивилась я.

— Сие науке неизвестно.

— Очень мило. А если он понадобится? Сейчас в морге выясним какие-нибудь леденящие душу подробности, надо будет поработать, а Кораблева с фонарями искать придется?

— Придется, — вздохнул рубоповский водитель.

В морге сотрудник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью встретил меня таким взглядом, что, не будь у меня многолетней закалки и иммунитета к пучкам отрицательной энергии в мой адрес, на месте старшего следователя Швецовой осталась бы кучка пепла. Я его прекрасно понимала: с подачи какой-то фифы из прокуратуры столько времени сторожить бранзулетку на шее преступного авторитета, да еще не где-нибудь, а в морге…

Два отгула он себе заработал.

Про ювелира не было ни слуху ни духу, вдова тоже не объявлялась. Эксперт категорически отказался приступать к вскрытию, пока с шеи не будет снята эта, как он изящно выразился, «велосипедная цепь». Мне пришлось ныть и клянчить до тех пор, пока эксперт не вошел в секционную, здраво рассудив, что ему дешевле начать резать труп с цепью на шее, чем препираться со мной. Начал резать — и через считанные минуты, под мой рассказ о загадочных симптомах, предшествовавших смерти, о неясной этиологии заболевания, с которым наш объект был госпитализирован, сам увлекся настолько, что оторвать его от секционного стола было невозможно. Он пританцовывал на кафельном полу и демонстрировал мне наиболее, на его взгляд, показательные моменты.