Пропавший - Мэри Торджуссен

– А она вообще здесь при чем? – резко спросила я. – Оливия уже старуха!

– Не такая уж она и старая, – возразил Мэтт.

– Послушать ее речи, так она в маразме. Несет всякую чушь. – Его мать провела у нас рождественский день, и я до сих пор не могла прийти в себя после встречи с ней. – Если честно, то я хотела посоветовать тебе заставить ее провериться у доктора.

Мэтт побагровел:

– Что?

– Просто провериться, – повторила я громче. – У нее явно не все дома. Ей нужна консультация специалиста. Я еще никогда в жизни не проводила время так тоскливо, как с ней сегодня. – Я бросила на него раздраженный взгляд. – И не вздумай пригласить ее к нам в следующий раз!

Мэтт покачал головой:

– Она и сама не захочет к нам приехать.

– Что ты пытаешься мне сказать?

Но он молчал, глядя в пространство. Меня всегда выводила из себя его манера смотреть непонятно куда, и он прекрасно знал об этом.

– Я спросила, что ты имеешь в виду.

В этот момент к нам присоединились Кэти и Джеймс.

– Да, тесновато здесь сегодня, – произнес Джеймс. – Все в порядке, друзья?

– У нас все превосходно, – отозвалась я. – Только тут еще и очень шумно. Я не смогла толком расслышать, что говорил мне Мэтт.

– Я вообще ничего не говорил. – Мэтт отвернулся от меня.

На несколько минут воцарилось неловкое молчание, а потом Кэти сделала попытку возродить беседу рассказами о забавных происшествиях у себя на работе, и вскоре мы действительно уже потешались над одним недотепой, которого застукали на складе канцелярских товаров в паре с управляющим делами и со спущенными брюками.

Оказавшись в гостях у Кэти и Джеймса, мы прикладывали особые усилия, чтобы наше поведение казалось нормальным и мы якобы прекрасно ладили между собой, но я уже отчетливо ощущала, что Мэтт нарывается на ссору. В такси по пути домой он смотрел в окно и говорил настолько мало, насколько мог себе позволить, не оскорбляя меня прямо. Я заметила, какие взгляды бросал на нас в зеркальце заднего обзора таксист, и догадывалась, какие ассоциации мы у него вызываем.

Следующее Рождество, думала я, мы проведем по-другому. Вот и прекрасно, что к нам больше не явится мать Мэтта. Мы отправимся в теплые края, может, на Ямайку, и там отлично проведем время без нее. Я посмотрела на Мэтта и заметила, как напряглась его нижняя челюсть, словно готовая к бою. И я решила вообще не разговаривать с ним, когда мы окажемся дома. Мэтт старался играть в такую же игру, но никогда не умел до конца соблюсти условий молчанки и обязательно задавал под конец какой-нибудь глупейший вопрос типа: «Мне закрыть дверь самому?» Хотя знал ответ заранее.

Потом мы лежали в постели спинами друг к другу, но не могли достаточно расслабиться, чтобы сразу заснуть. Вскоре я услышала, как дыхание Мэтта стало медленным и ровным, напряжение в мышцах спало, и он захрапел.

Все прежние обиды нахлынули на меня, неприятные воспоминания вернулись, и я не в состоянии была заснуть в ту ночь. Я перебирала эти обиды, тщательно и всесторонне анализировала, сознавая, как отвратительно Мэтт ведет себя со мной. И к утру уже была готова к новой ссоре.

2 января

Следующий день тоже выдался ненастным, с черными облаками в небе, грозившими в любую секунду пролиться дождем, и выходить из дома не хотелось совсем. Мы оба проснулись с головной болью, хотя ни он, ни я не желали признаваться в этом. А когда настало время завтракать, выяснилось, что у нас закончился хлеб. После небольшого спора, кому идти в магазин, отправиться туда пришлось Мэтту, но он изобразил такого мученика, что у меня пропала охота даже прикасаться к хлебу, когда он его все-таки принес. Разумеется, это привело его в самое мрачное расположение духа.

Завтра нам обоим предстояло отправляться на работу, и нужно было снять с елки украшения. Нельзя тянуть с этим до 6 января! Мы знали примету, что это непременно принесет в дом несчастье. Однако процесс уборки рождественской ели неизменно наводил на меня тоску. Я каждый раз думала, стоило ли вообще наряжать ее к празднику? Впрочем, мне нравилось предвкушать наступление Рождества, я любила момент выбора подходящей ели, установку и ее украшение, цветные гирлянды по всему дому, но как только праздник заканчивался, я погружалась в уныние, из которого трудно было потом выйти.

В тот день после обеда мы едва общались друг с другом и снимали игрушки порознь, хотя гораздо удобнее это делать вдвоем. Мне все же пришлось просить Мэтта о помощи, когда, стоя на стремянке, я ногой запуталась в длинной стеклянной гирлянде, и по лукавой ухмылке на его лице поняла, что он видел, как это происходило, но не предостерег меня.

Затем настало время уборки коробок на чердак, и чаша моего терпения переполнилась. Перед тем как мы собрались поднять все наверх, позвонила Оливия, и мне одной пришлось таскать к лестнице коробку за коробкой, с трудом справляясь с этой задачей. Причем, видя мои мучения, Мэтт несколько раз шептал: «Оставь! Я все перенесу сам через несколько минут». Услышав эту реплику трижды, я не выдержала и прошептала в ответ: «Слезь с чертова телефона. Тебе пора помочь мне!» Думаю, даже Оливии был слышен мой шепот, потому что Мэтт почти сразу сказал: «Я позвоню тебе завтра, мамочка», и я знала, знала наверняка: он позвонит ей с работы, и они с наслаждением перемоют мне все косточки.

Наконец нам удалось сначала поднять, а потом и откинуть люк чердака. Электричества там не было, и мне вовсе не улыбалась перспектива оказаться там первой. Меня пугала темнота. Мэтт прекрасно был осведомлен об этом, но все же настоял: «Забирайся наверх, положи на пол включенный фонарик, и я начну подавать тебе коробки».

Я окинула его таким взглядом, что он вздрогнул, и, хотя знал, до какой степени неправ, мгновенно нашел оправдание: «Что не так? Ты хочешь подавать коробки? Но они гораздо тяжелее, чем при простой переноске. Тебе не справиться».

Я злобно посмотрела на него и стала взбираться по ступенькам стремянки, сознавая, как много лишнего веса набрала за праздничным столом, понимая, что Мэтт с усмешкой разглядывает мою располневшую задницу, чтобы вспоминать в минуты уныния и поднимать себе настроение. И не желая давать ему такой возможности, я, уже стоя на верхней ступеньке, взбрыкнула ногой, угодив ему точно в подбородок. Первый удар всегда дается легко. Чтобы запомнил. Без предупреждения. Этот урок я усвоила хорошо.

– Какого черта ты творишь? – закричал Мэтт, пошатнувшись и выронив из рук коробку.

– Если из-за тебя хоть что-нибудь в этой коробке разбилось… – Я рассвирепела. – Подай мне ее, ну же! Подай ее!

Мэтт поднял коробку и потряс ее.

– Здесь нечему разбиваться! – дерзко заявил он. – Лишь гирлянда из светодиодов. Только и всего.

Я продолжала исходить злостью. Гирлянда, только и всего! Гирлянда, которую я отыскала в магазине и купила. Просто гирлянда, и мне пришлось водружать ее на елку и подключать тоже одной, поскольку он в тот вечер задержался и явился домой, дыша парами бренди. Пожелал прогуляться по заснеженному городу, не удосужившись хотя бы позвонить мне и сообщить, что вернется поздно. Теперь мой удар по его физиономии казался мне вполне заслуженным и достойным наказанием.