Хранитель Мечей. Война мага. Том 4. Конец игры. Часть 2 - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недаром ему, Императору, становилось легче, когда они по пути от Мельина проезжали звонкие сосновые боры.
Чёрный рыцарь протягивал правителю Мельина сосновую ветвь. Он не звал к себе – мол, твоё время ещё не настало.
Жди, человек. Ты горишь и падаешь, как та сосновая ветвь. Но за тебя там, наверху, бестрепетно умирают легионеры. Ты по капле отдаёшь собственную кровь и знаешь – настанет миг, когда она перестанет возобновляться.
Но течёт вода, вечная вода жизни, незримая, невесомая. Она пронзает плоть миров, для неё не преграды земля и камень, лёд и огонь. Она везде и всюду.
Обугленная сосновая ветвь может возродиться.
Император наяву видел два ключа, весело булькающих у корней молодой сосенки – не с неё ли взяли эту ветку?
Уходящая в глубину шахта под башней Нерга – какое это имеет значение, если в твоих жилах течёт та самая влага жизни, пронзающая каждую частицу тела так же, как незримая кровь магии дарует жизнь и движение всему сущему?
А те, кто пытается её запрудить, проиграют. Рано или поздно великая река прорвёт возведённые дамбы, сокрушит хитроумные водяные колёса, сорвёт шестерни с осей и обрушит сами стены уродливых мельниц.
…Он не заметил, что его уже никуда не несут, импы толпятся рядом, взвалив свою ношу на длинный каменный алтарь.
Жертвенник. Само собой. Ничего иного и ожидать не приходится.
Они достигли самого низа? Вокруг всё тот же зеленоватый свет, по окружности громадного купольного зала застыли кристаллы, словно обнажённые мечи цвета тёмного изумруда. Зал стремительно наполняется аколитами Нерга, безликие фигуры в плащах, отвратительная нелюдь, не орки, половинчики или тролли, даже не безмозглые вампиры или оборотни. Нелюдь, потому что состоит она из тех, кто отказался от своей человеческой сути. Кого заманили щедрыми посулами и кто продал собственное естество, превратившись в злейшего врага бывших сородичей.
Император застыл на жёстком ложе. Он знает, что ему предстоит, – и не страшится этого. Ничтожества, они и в самом деле верят, что страх смерти можно только «заглушить на миг», и то лишь, чтобы самому уйти из жизни. Они так боялись неведомого посмертия, что согласились на всё: на вечное заточение в тюрьме Нерга, на предательство собственной расы – и потому так торопятся расправиться с ним.
Император безмятежен. Всё будет хорошо. Сеамни родит ему сына. Клавдий, честный рубака Клавдий, сохранит для мальчишки Империю. А его, Императора, последний долг – закрыть Разлом.
Он уверен, что ключ ко всему – здесь, в этой бездне.
Почему? Откуда это взялось? Откуда пришло?
Они связаны с Разломом. Ведь сам Император живёт лишь потому, что проклятая пропасть поделилась с ним частью собственной силы. Невольно, сама того не желая. Но – поделилась. Пытаясь заманить в ловушку, жестоко обманулась.
Он, правитель Мельина, сделался частью всепожирающей бездны. В жилах струится чужая сила. И она чувствует нечто родственное совсем близко, узел сошедшихся путей и незримых рек; тот самый узел, что требуется разрубить, не тратя время на распутывание.
Разрубить, чтобы потом ни у кого не возникло соблазна завязать его снова.
В подземелье ощутим свежий и живой запах сосны.
Фигуры в капюшонах снуют, шуршат и скребутся, словно крысы в подполе. Император чувствует их страх – конечно, боятся они не правителя Мельина. К сожалению. Чего-то иного, донельзя мерзкого, отвратительного даже для всебесцветных.
Ну, чего тянете? Начинайте, у меня уже затекает спина.
Злое нетерпение. Губы жестоко изломало – я знаю, белая перчатка не подведёт. Главное – не упустить момент. Тот момент, когда моя грудь раскроется под взмахом жертвенного клинка. Не раньше и не позже. Я знаю это так же точно, как и перелётная птица, умеющая отыскать зимовку за тысячи лиг.
Но закутанные фигурки, умеющие парить над полом и не открывающие лиц, отчего-то не торопились. Вернее, торопились, но совсем в ином смысле – беспокойно шныряли туда-сюда. Жертвоприношение предполагает торжественность, а тут суета только усугублялась. У всебесцветных что-то пошло не так? Сежес сумела отразить колдовскую атаку и сама пошла в наступление, а за ней – и легионы Клавдия?
Не дай разгореться надежде, правитель Мельина, не дай укорениться постыдной жажде выжить. Ты здесь вовсе не для этого. Путь закончен, дорога упёрлась в крепостные ворота. Ты помнишь, как следует поступать с ними.
Да что ж вы медлите-то? Или решили помучить, сломить иссушающим жилы, словно вампирий укус, ожиданием? Вам требуется моё отчаяние? – не дождё-тесь. Это последнее оружие, оставшееся у меня, – если не считать белой перчатки, конечно.
Как следует вести себя обречённому, чтобы не вызвать подозрений? Выть, грозить, умолять или же просто тупо цепенеть?
Едва ли здешние хозяева не знают, что именно надето у Императора на левой руке. Конечно, знают – однако даже не попытались снять перчатку. Значит ли это, что нергианцы не могут так просто лишить правителя Мельина его последней надежды, надежды на столь же последний удар? Может, им нужны особые обряды, заклинания, ритуалы?..
Главное – не упустить момент, как заведённый твердил Император.
…Там, на холме, на одинокой вершине среди бесконечного туманного моря, могучий воин в алом плаще по-прежнему протягивал руку, пытливо вглядываясь во мглу, ожидая его, Императора, надеясь и веря.
Я не подведу тебя, поклялся правитель. Ни тебя, ни самого последнего пахаря в пределах моего мира.
А вокруг него всё носились нергианцы, словно муравьи в куче, задетой медведем. Как-то даже недостойно столь загадочного и таинственного Ордена; впрочем, тайны редко оказываются достойны собственной славы.
Что-то у них пошло не так. Даже совсем не так.
Император улыбается.
Грохот.
Он обрушивается разом, со всех сторон, словно подземелья Нерга стали обваливаться под тяжестью наступившей стопы неведомого исполина, словно в сердце земных недр разразилась внезапная гроза, осыпая молниями стены и тщась вырваться из каменной темницы.
Император хохочет.
Смех, живой и искренний, исходит из самого сердца.
Нашлась и на вас управа, бесцветно-безликие. Сежес пробилась-таки вниз, и сейчас она…
Но тогда я не смогу – не смогу исполнить задуманное – нет, она не должна, не может, это уже ни к чему!..
Рычание. Зелёный свет меркнет, грохот сменяется жалобными скрипами и скрежетами, словно оседают расколотые плиты, стирая в кровь – каменную пыль – неровные края разломов.
Однако твердыню Нерга крушит совсем не Сежес. Приближение чародейки Император почувствовал бы сквозь скалы, и лёд, и огонь. Это не она.
Но тогда кто же?!
…Кто бы это ни оказался, нергианцам он (она, оно) явно не по вкусу. Безликие визжат и разбегаются – вернее, разлетаются. Кто-то падает, верещит придавленным котёнком, другие спешно сбиваются спина к спине и плечо к плечу, подземелье гудит от свивающейся в тугую пружину магии; Император ощущает упругие толчки, словно где-то рядом ожил тяжёлый молот, приводимый в движение водяным колесом.