Война роз. Право крови - Конн Иггульден

Тот пребывал в полном смятении и готов был расплакаться. Неожиданно взревев, пленитель отвесил монарху оплеуху. Генрих воззрился на него в тревожном изумлении: чувства его обострились настолько, что в глазах затеплился огонек осмысленности.

– Ты… Как ты посмел поднять на меня руку?! Отступник! Да как смеешь ты… Где сквайр Ивенсон? Отец Джеффри? Отец Элиас?

Ему никто не ответил, хотя он раз за разом растерянно повторял эти имена. Один из ратников Невилла усадил короля на лошадь, привязав ему ноги к стременам, чтобы не свалился. Лошадь повели в поводу обратно по тропе, прорезающей зеленую чащобу, за которой открывалась дорога.

Уорик нахмурился, малозаметным кивком отгоняя двух слуг, силящихся поймать его внимание. Из них каждый был способен поставить его в неловкое положение, и поэтому перед их привозом в Лондон оба получили строгие наказы. На обоих были ливреи – бордовые с черным, под его фамильные цвета. Старшим из них по возрасту был Генри Перси, последыш некогда славного рода Нортумберлендов. В недавних войнах мальчик лишился отца, деда и дяди, а затем последовало еще и лишение всех семейных титулов, которые он мог бы унаследовать. Правда же заключалась в том, что по возвращении из Таутона Ричард Невилл не сыскал в себе жестокосердия оставить рыдающего отрока в лондонском Тауэре. И с той поры четырнадцатилетний парнишка, истово благодарный, служил у него на посылках.

Было вполне очевидным отдать его в обучение вместе с Ричардом – герцогом Глостерским, пока еще слишком юным для своего титула. Граф Уорик потел от усилия не замечать, как мальчуган в усердии привстает на цыпочки, силясь привлечь его внимание. Оба этих подростка, яркоглазые, с трудом сдерживали смех, и Уорик колебался между раздражением и снисходительностью на эдакое фиглярство. В Миддлхэме эти непоседы то и дело учиняли шумные проказы, от которых сотрясался степенный уклад всего замка. Однажды их всем подворьем пришлось уговаривать спуститься с гребня самой высокой крыши, где они устроили шуточный поединок на мечах, иначе б они запросто упали и разбились.

Аппетит у обоих был безудержный, а с ним и шкодливость: местные девицы не раз визжали от подброшенных им пауков, рогатых жучищ или от лис, тайком пойманных в лесу и коварно пущенных на волю в самый неподобающий момент. Но при всем этом Ричард Уорик ни разу не пожалел, что по зову сердца взялся за наставничество над этими сорванцами. Своих сыновей у него не было. Когда он гостил дома, а уютный мирок Миддлхэма вдруг взрывался дурашливым шумом и гамом, граф лишь задумчиво, с легкой грустинкой усмехался. В такие минуты мать или жена, поймав его взгляд, с нежным смехом обнимали его и прижимали к сердцу. А затем устраивали мальчуганам допрос или взбучку, в зависимости от того, что они в тот день учудили.

Сейчас, в окружении депутации французского двора, Уорик, как мог, игнорировал эту пару, скачущую сбоку нетерпеливыми воробьями. Что бы там ни стряслось, оно, безусловно, может подождать, а этим молодцам не мешает подучиться терпению. С такой мыслью Ричард повернулся к ним спиной.

Чувствуя на себе скрытно-пытливые взгляды, он приподнял свой кубок в сторону главы депутации французов, посланника Лалонда. Этого требовала почтительность хотя бы к его преклонному возрасту. Старик опирался на серебряную трость, нависая над ней сгорбленными плечами. Но не это заставляло Уорика замирать с тайной зачарованностью. Время от времени старик отдавал свой кубок персональному слуге, а сам из привешенного к поясу мешочка вынимал склянку с какой-то мазью, брал ту мазь на кончик пальца и проводил себе по ряду желтоватых зубов, торчащих во рту. Было непонятно, взяты ли они от обычных мертвецов (Уорику как-то об этом рассказывали) или же вырезаны из слоновой кости, а затем закреплены на дощечке из красного дерева, пригнаны, вставлены и примотаны во рту проволочкой, чтобы держалось. Ощутимый результат был, пожалуй, один: выспренняя речь престарелого француза, вырываясь наружу с присвистом, шипеньем и клекотом, становилась совершенно непонятной.

Графу Уорику оставалось лишь ждать, бессмысленно наблюдая, как старик смазывает свои фальшивые зубы, пока качество смазки наконец не начинало его устраивать. Когда прислужник в очередной раз передавал Лалонду его кубок, Ричард неожиданно почувствовал на руке робкое прикосновение. Обернувшись, он увидел возле себя Генри Перси, с настойчивыми глазами и разрумяненным лицом. Под клейкими взглядами французской депутации Уорику оставалось лишь улыбнуться: дескать, я сам распорядился, чтобы ко мне подошли.

– Что-нибудь важное? – спросил он паренька.

Тот резко кивнул, явно нервничая в компании таких высокопоставленных особ. Уорик слегка расслабился. Французские гости вряд ли ожидали, что простой слуга общается на их языке. Между тем последыша Перси обучал французский воспитатель, и на французском мальчик говорил с завидной беглостью. Ричард даже подумывал поставить его прислуживать рядом с посланником: вдруг расслышит что-нибудь из приватного. Теперь же угадывалось, что паренька буквально разрывает от каких-то новостей. Уорик взял его за руку и повел к выходу из зала. На ходу он краем глаза заметил, как двое из депутации напряженно склонились перемолвиться со своими слугами – с чего бы? А еще один заспешил поклониться своему хозяину – спрашивается, зачем?

Что-то определенно происходило. Сомнения нет, что кое-кто из слуг у французов – шпионы или осведомители, а также те, кто умеет делать наброски лиц или рисовать, где что находится, – в том числе изгибы рек и крепости. В сущности, каждая депутация из Франции вела себя примерно одинаково, равно как и английская, что направлялась через Канал ко двору Людовика.

Посланник Лалонд обратил свои зубы в сторону слуг-французов, ну а Уорик крепче ухватил парнишку за руку и повел его подальше от французских ушей – туда, где у открытых дверей в зал переминался Ричард Глостер.

– Ну, что у вас? – прошипел наконец граф. – Говорит один. Давайте, быстро.

– Ваш брат, милорд, – зачастил Генри Перси. – Граф сэр Джон. У него в плену король. Возле Святого Павла, у Ладгейта[44].

– Что за вздор? С чего бы мой брат… Погоди… Король Генрих?

– Ага, пленником, – по-птичьи кивнув, высоким голосом вставил Глостер. – От вашего брата примчался человек, и мы сказали, что передадим вам его слова. Он там, ждет снаружи.

– Понятно. Что ж, тогда вы оба молодцы, – растерянно похвалил Уорик.

Под неотрывными взглядами якобы совсем не смотрящих в его сторону французов он, как мог, сделал непроницаемое лицо. И еще раз, уже с новым выражением, взглянул на французского посланника и его свиту из тридцати шести человек, что высадились на побережье позавчера утром. В полдень сюда ожидался король Эдуард, поприветствовать именитых гостей и показать, какой он распрекрасный, здоровый и статный мужчина и завидный жених – не потраченный годами, без язвин и шрамов, которому Англией повелевать как минимум ближайшие полвека. Безусловно, все это будет скрупулезно передано в розовые, похожие на ракушки уши французского короля.