Ведьмин род - Марина и Сергей Дяченко

– Клавдий Старж осознает свое несовершенство. У него полно неприятных тайн, поэтому он умеет быть в том числе снисходительным. Мартин – рыцарь в сверкающих доспехах, убежденный в своей правоте, воин добра. Через десять лет Мартин будет самым страшным инквизитором, которого знала история. И он будет самым ревностным вашим тюремщиком.

Эгле помотала головой, через силу улыбаясь, всем видом изображая недоверие.

– Чтобы вернуть свободу, – вкрадчиво продолжала Элеонора, – вы должны перестать быть уникальной. Когда число «чистых» ведьм достигнет многих тысяч… Когда встретить на улице ведьму с сохранной личностью будет обыденным делом… Когда инициация перестанет быть проклятием… Вы понимаете, что речь идет о вашей судьбе, а не только об участи спасенных девушек?

– Отчего вы так заботитесь о моей судьбе? – тихо спросила Эгле.

– Вы умны, – повторила Элеонора с удовлетворением. – Конечно, я забочусь не о вашей судьбе и даже не о судьбах мира. Для меня в «чистой» инициации есть практический смысл – персональный. Личный. Человек, который предложит миру проверенный рецепт «чистой» инициации, получит дополнительную власть… Но это совершенно не отменяет того, что я сказала: для человечества «чистая» инициация или то, что ее заменит, – благо. Вы так не считаете?

– Считаю, – сказала Эгле, – но… это все слишком хорошо, чтобы быть правдой. В реальности все будет по-другому: я инициирую парочку «глухих» ведьм, школьниц, студенток или… балерин. На этом их жизнь закончится. Вы их запрете пожизненно, они умрут в подвале, – ее передернуло, – а отвечать за это придется мне. Все равно, осудит ли меня Инквизиция, я-то сама себя точно осужу…

– Определенный процент «глухих» ведьм никогда не избежит инициации, – сказала Элеонора. – Они пройдут обряд, хотите вы или нет.

Эгле невольно вспомнила Лару Заяц. Сжала зубы:

– Чего я особенно не люблю в инквизиторах – это привычку распоряжаться чужими жизнями. Я на себя такую ответственность не возьму.

– Это малодушие, – мягко сказала Элеонора. – А ответственность… давайте я возьму. Мне не привыкать.

* * *

– …Не спрашивай, по ком ползет муравей. Он ползет по тебе!

Запах лозы и хвои. Светлый мир, по яркости схожий с галлюцинацией. Блики на воде, следы узких босых ступней, песок рыжий, глина у берега серая. Зеленая каемка ила. Теплая рука стряхивает муравья с плеча – на страницу учебника.

Девушка в веере брызг. Смех и визг. Беготня по кромке между водой и сушей, головастики на мелководье. Тени на траве, камыши, чей-то поплавок в зарослях. Дюнка ныряет и улыбается из-под воды, как из глубокого зеркала, ее волосы струятся, будто морская трава. Так счастливо. Так безмятежно.

Ему было шестнадцать лет, когда она погибла. Наверное, та девушка научила его любить. И бояться. И сожалеть. Клубок тьмы и света остался от нее на память, согрел и запутал всю его жизнь, и только Ивга сумела разглядеть давний отблеск и вытащить любовь из-под могильной плиты, лежащей на его совести. С тех пор Дюнка отражалась в Ивге – только светом. Только нежностью. Без горечи. Навсегда.

– Клав…

Он сперва почувствовал руку на своем плече и только потом увидел Ивгу. Она стояла рядом, и в глазах был страх. Клавдий в первую секунду не смог понять, чего она испугалась, и на всякий случай быстро огляделся: явной опасности не было. Лужайка, дорожка, старый мангал у стены. Виноград, оплетающий стены, предчувствует скорую весну.

– Ты сидишь третий час, – сказала она шепотом. – И смотришь в одну точку. С таким лицом, как… как…

– Как у покойника? – Он провел рукой по подбородку, почувствовал щетину и удивился. Попытался вспомнить, какой сегодня день недели, не преуспел.

– Не говори так, – сказала она умоляюще.

– Ивга, дружище, я просто отдыхаю. Если ты найдешь зимой лягушку, не спеши ее хоронить, она не сдохла. Она потом отогреется.

– Мартин звонил, – помолчав, сказала Ивга.

– Я рад, что он наконец-то ведет себя как нормальный сын и временами звонит матери. Как у него дела?

– Он очень занят. – Ивга опять помолчала. – Может… ты ему перезвонишь?

– Нет, пожалуй, – сказал Клавдий. – Ему надо быть совершенно автономным… независимым. Самостоятельным. А я захочу давать советы, контролировать, по своему обыкновению… Нет.

– А давай ты встанешь и что-то сделаешь, – Ивга снова коснулась рукой его плеча.

– Конечно, – он улыбнулся. – Я встану и, например, побреюсь. Дай мне еще несколько минут.

– Нет, вставай сейчас. – Она сжала зубы. – Поднимайся. Я не могу на это смотреть, у меня такое чувство, что ты…

Он запнулась. Он принудил себя и встал, и даже почти не покачнулся:

– Нет, не думай так, не пугай себя. Я вовсе не умираю.

* * *

Эгле вышла из парикмахерской через полтора часа, с новой стрижкой и ярко-сиреневыми волосами. На нее оглядывались прохожие; Эгле прошагала квартал и столкнулась с зевакой, который тайком пытался ее сфотографировать. Эгле опомнилась, натянула на голову капюшон, надела темные очки и подняла шарф до самого носа.

Она слишком приметна. Скоро не только инквизиторы начнут на нее кидаться, но и прохожие знать в лицо, и папарацци выслеживать. Приходится быть скромнее.

Впереди показался инквизиторский патруль. Эгле почуяла их раньше, чем они ее, и повернула обратно. Впереди обнаружилась еще пара инквизиторов. Эгле свернула в переулок, уверенная, что он сквозной, – и уперлась в решетку, перегораживающую проход в глубине темной каменной арки.

Инквизиторы были уже у входа, и они шли по следу. Эгле сжала зубы, вытащила из внутреннего кармана пластиковую карточку-удостоверение, не оборачиваясь, подняла руки…

– Добрый день, госпожа Эгле Север. Не волнуйтесь, вы в безопасности.

Она медленно обернулась, увидела только силуэт на фоне входа под арку. Лица не видно. Голос знакомый.

– Меня зовут Виктор, – сказал он приветливо. – Вы, конечно, не удивились? Нет?

* * *

Начинался дождь. Эгле остановилась перед распахнутой дверцей внедорожника с номерами провинции Бернст:

– Я не сяду к вам в машину.

– Будем мокнуть тогда, – сказал он, внимательно ее разглядывая. Его взгляд не просто раздевал – препарировал. Если бы Эгле не знала точно, что за интерес она для него представляет, вообразила бы, что инквизитор хочет затащить ее в постель.

Она ниже натянула капюшон:

– Как вы меня выследили?

– Очень просто выследить человека в современном мире, – сказал он с легким снисхождением. – Камеры, точки входа в сеть, банковские карточки…

– Это противозаконно, – сказала Эгле, но голос дрогнул.

– Немножко противозаконно. – Он посмотрел на небо, откуда лениво падали холодные капли. – Элеонора предложила вам покровительство? Она рассчитывает получить марионетку в кресле Великого Инквизитора, а «чистая» инициация на руках – неплохой козырь. Но Элеонора просчиталась, поддержки у нее нет и не будет… Кстати, вы пробовали еще кого-нибудь исцелять? Ладно, не тех, кто вас ненавидит, – но хотя бы равнодушных? Отыскали в себе этот ресурс?