Лучшая подруга Фаины Раневской - Павла Вульф

6. IV (1926 г.)

Симферополь

Ноябрьский бульв., 33

Милые, хорошие старые друзья!

Кто-то из Вас прислал мне две смоленские афиши с Люб‹овью› Яровой – я взглянул на 1-е имя в исполнителях[9], стало на душе тепло и грустно. Какое тяжкое было время – дни нашей встречи в Симферополе!

Следующий исполнитель – H. H. Васильев[10]!.. Тот ли? Помнит ли долговязого юношу, посвятившего ему не одну теплую строчку? Какое славное было время, какие люди!

Но вот 1-е имя в сле‹дующем› столбце исполнителей. Вот уже сюрприз! Так давно потерял из виду. С этим именем у меня связано воспоминание о другом имени, самом дорогом после родных… Вот написал и расплакался. Вспоминаете ли его, Лидия Федоровна?

Был прошлым летом в Новочеркасске, собрались по этому случаю все уцелевшие рыцари круглого стола, и витала тень того, кого одного все искренне любили. И все же мне кажется, больше всех любил его я.

Ну, как у Вас там моя «Любовь»? Какой из себя колер оказует?

Когда-то я Вам, Павла Леонтьевна, обещал написать роль, достойную Вашего дарования. Обещание это, к сожалению, еще не исполнено.

А Яровая, эта чрезвычайной трудности роль, мне кажется, у Вас должна выйти лучше, чем у многих.

А Павел Анатольевич[11] в Киеве Яровой как козыряет! За два месяца к 30-му аншлагу подошел… Почти в ногу с Малым. При этом хвастает, что ряд его исполнителей лучше, нежели в Малом.

Соблазнительно даже поглядеть. Через неделю еду в Москву и, имея дело в Киеве, думаю непременно заехать туда.

Очень жалею, что Вас не придется увидеть.

Два месяца назад я перенес в Москве тяжелую болезнь (из-за Яровой) и только-только что оправился[12].

Обеим Вам сердечный привет. Спасибо за афиши.

Поклон Ник. Ник. (если он) и Ф. Г. Раневской.

Не играйте, пожалуйста, злосчастную Яровую по изуродованным экземплярам библиотеки Рампа и печатному МОДПИК и будьте здоровы.

Май 1926 г.

Глубокоуважаемая Павла Леонтьевна!

Вы и Фаина Георгиевна ‹Раневская› с такой исключительной нежностью откликнулись на мое письмо, что мне очень неловко: слишком в малой мере я стою этого… Все же письма Ваши я перечитывал с глубоким волнением. Спасибо Вам.

Очень тронуло меня желание Ваше видеть меня в Смоленске, и захотелось мне видеть Вас непременно. Поезда-то, действительно, очень удобны. Но письма были получены накануне выезда из Москвы. К празднику нужно было попасть домой. А теперь вот через неделю опять тащиться в Москву, и так жаль, что к этому времени у Вас уже закроется сезон.

Перед отъездом в Москву я встретился с арт. Кручининой, которая в восторге от ряда исполнителей в Смоленске, и прежде всего от Яровой и Дуньки. Только с большим состраданием говорила о Вашем театре, особенно об условиях сцены.

Спрашиваете моего мнения насчет Вашего замысла в «Яровой». Прежде всего о внешности: это чудесно! То, что нужно. А то выйдет артистка – чистенькая, нарядная почти, с пустыми руками, как будто из другой комнаты вошла. Правильно, по-моему, и толкование Ваше внутреннего ‹состояния› лица. Но тут дело, конечно, сложней. Вы, вероятно, читали, что В. Н. Пашенную бранят как раз за уклон в противоположную Вам сторону. В «Рабисе» она, между проч‹им›, отвечает:

«Первая по-настоящему глубокая и психологически интересная у меня роль – Любовь Яров‹ая›… Многие винят меня в чересчур большой женственности и мягкости созданного образа, но я сама ставила себе задачу выявить человечность, правду и женственность новой женщины».