Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис

Суворов решил начинать сражение. И. Г. фон Рек вышел из крепости с 1-й линией и мужественно атаковал неприятеля, «которой с неменьшию храбростию защищал упорно свои ложементы»[594]. Бой был ожесточенный, атаку поддержали легкоконный резерв и казачьи полки, скоро прибыл и Козловский полк, но турецкий флот приблизился и открыл сильный огонь бомбами, ядрами и картечью. Несмотря на это, пехота наша уже взяла 10 ложементов, когда генерал-майор фон Рек был опасно ранен в ногу, убиты и ранены его штаб-офицеры, предводительствовавшие батальонами, вражеский десант все усиливался, и под его напором наша пехота смешалась, начала отступать и потеряла несколько пушек. Дальше произошло то, что всегда было главным достоинством русского солдата. Предоставим слово самому Суворову:

Фронт отступивших восстановился, войска возобновили контратаку и отбили несколько ложементов. Было это около 18 часов дня. Эскадра контр-адмирала Мордвинова бездействовала, лишь отчаянный лейтенант Ломбард снова атаковал и согнал несколько вражеских кораблей с позиций. Исправно вела огонь и артиллерия крепости под командой капитана Д. Крупенникова, потопив две канонерские лодки. Меж тем пальба турецкого флота причиняла нашей пехоте большие потери, а турки высаживали новые подкрепления, в этот момент Суворов был легко ранен картечной пулей в левый бок. Турки снова атаковали холодным оружием, и пехота наша отступила в крепость. Тут-то из нее выступили две свежие роты шлиссельбуржцев, резервная рота орловцев, с марша в бой вступил легкий батальон Муромского полка, прибыла, наконец, легкоконная бригада павлоградцев и мариупольцев. Тогда-то отличились донские казаки:

Теперь в голове шли свежие части из резерва, их поддерживали легкоконные и казаки. На этот раз турки в ложементах держались слабо, и все 15 линий были взяты:

В Военной галерее Зимнего дворца среди многочисленных портретов славных генералов Отечественной войны 1812 г. один невольно привлекает внимание к себе: изображен на нем казачий генерал, его шевелюра сильно тронута сединой. Он смотрит на нас из-за плеча, его широкая спина ловко обтянута темно-синим мундиром, в правой руке зажата казачья сабля, занесенная для лихого удара. Это Дмитрий Ефимович Кутейников. В сражении при Кинбурне, когда Суворов был ранен в руку, лихой есаул сорвал с себя шейный «галстук» и перетянул им рану. Большая военная судьба предстояла тогда 23-летнему сыну уже покойного походного атамана Войска Донского, через множество боев и сражений с турками и французами провела она его, пока не оказался его портрет в пантеоне русской военной славы. Осененный памятью о Суворове и кинбурнской битве, смотрит он на нас и по сей день из чреды прочих предводителей войск наших в ту достопамятную пору.

Результатом истребления вражеского десанта стал уход 12 октября 1787 г. турецкого флота не только из лимана, но и из пределов видимости. Наступила тишина[600].

Победа была замечательная, но из-за пассивности контр-адмирала Н. С. Мордвинова неполная, что Суворов не преминул отметить в письме к своему начальнику в Екатеринослав от 3 октября:

Зато несколькими строками ниже воздает он хвалу неприятелю:

Последняя фраза – это высшая оценка в устах героя, который хорошо знал цену отваге солдата, бросающегося на вражеские штыки. И через неделю после сражения он не может не отдать должного туркам:

Так пишет он В. С. Попову. Между тем весть о победе 15 октября достигла Петербурга, статс-секретарь Екатерины II А. В. Храповицкий в дневнике своем 16 октября отмечает: