Мефодий Буслаев. Тайная магия Депресняка - Дмитрий Емец

– Иной раз знаешь как бывает. Поранит человек палец и вродекак и не больно совсем, а потом – брык! – столбняк. Уносите, Аида Плаховна! –многозначительно сказала Мамзелькина.

Страж улыбнулся той натянутой односторонней улыбкой, с какойпациент после заморозки благодарит стоматолога. Меф сообразил, что коса АидыПлаховны страшна не только смертным.

– Недавно случай был. Застряла в принтере бумага. Секретаршастала пальцем ковырять, а пальчик возьми да застрянь. Смешно, да? А она сдурувозьми да и дерни… И что же ты думаешь? Через три дня уже на кладбище! – сладкопродолжала Аида Плаховна.

– Подумать только. Одна беззащитная старушка! – прохрипелХаким, который был не так глуп, чтобы не разобраться в демагогических маневрахПлаховны.

– Ничего себе беззащитная! Да две такие беззащитные старушки– и атомное оружие отдыхает, – отвечал ему Арей.

– Имейте в виду: я напишу рапорт! Вас уволят, Аида Плаховна!– беспомощно пригрозил Хаким.

– Да я и сама уйду. Ты только сперва на мою скотскуюдолжность найди кого, – сказала Аида прехладнокровно.

Неизвестно, какое решение принял бы Хаким и не предпочел быон отправиться в Тартар за подкреплением, не реши все случай. Эссиорх сосвойственным ему восхитительным разгильдяйством повернулся к одному из стражеймрака спиной, а тот, следуя благородным движениям воспитанной в КанцелярииЛигула души, попытался вогнать ему в спину клинок. Дафна почуяла опасностьраньше Эссиорха и, так как флейта неотрывно была у ее губ, атаковала стражамаголодией. Эссиорх же, развернувшись, добавил газовым ключом. Остальные стражине стали разбираться, кто первым плюнул кому в компот, и секунду спустя передрезиденцией мрака уже кипел бой.

Одна Мамзелькина сохраняла нейтралитет. Она уселась напороге резиденции и, подперев черепушку руками, наблюдала. По ее тонким губамбродила ухмылочка. Сухая рука поглаживала чехол. Должно быть, Аида Плаховнаискренне не понимала, зачем наносить столько бестолковых ударов, когдадостаточно одного чика?

Меф, охраняя Даф, нанес удачный встречный укол, и один изстражей едва не уплыл в астрал. Спасли его лишь доспехи, настолько хорошие, чтоих не пробил даже меч Древнира, весьма раздосадованный этим обстоятельством.Тогда доспехами занялась Даф и стала вскрывать их маголодиями, как консервнуюбанку. «Ах так! Ты еще ножичек хочешь кинуть?» – возмутилась Даф. После двойнойштопорной маголодии страж больше не вставал.

Бой завершился меньше чем за минуту. Первым телепортировалотважный карьерист Хаким, решивший, что его прямая обязанность поспешить сдокладом к Лигулу. Следом за Хакимом слиняли и остальные, во всяком случае, те,кто был способен это сделать.

Арей снес все трофейное оружие в кучу и удовлетвореннообозрел пирамиду.

– Если забыть о том, что количество не всегда переходит вкачество – недурственно. Победу можно назвать убедительной. Правда, я бы неслишком радовался.

– Почему?

– Это была не Черная Дюжина, а всего лишь рядовые недотепыиз Канцелярии. Многие из них проливали кровь только в виде спецчернил. Не знаю,почему Лигул не послал Черную Дюжину. Но даже и при том у нас двое раненых.

Арей озабоченно посмотрел на Багрова и Улиту. Рядом сМатвеем сидела Ирка и держала ладонь на его ране, зная, что ее ладонь несетисцеление. Мамзелькина подошла и с любопытством заглянула в лицо Багрову.

– Кто у нас туточки?.. Неужто хамоватый некромаг! Долетался?Подсобить, что ли, чтоб не мучился? – предложила она.

Ирка испугалась.

– Не надо!

– Да ладно, шучу я. Не мой клиент. Пускай пока подышит! –усмехнулась Мамзелькина.

– А что с Улитой? Серьезно ранена? – спросил Арей.

– Я не ранена. Я убита. В моральном смысле, во всякомслучае, – отвечала Улита.

Ведьма открыла глаза и сделала попытку улыбнуться. Первым,кого она увидела, был Эссиорх, стоявший на коленях и бережно обтиравший с еелица снег. Голова побаливала. Улите чудилось, что она лежит на карусели. Вокругнее кружился мир, а с ним вместе и лицо Эссиорха. Не знаю уж отчего, но Улитеэто было безумно приятно. Хотелось жалеть себя, но вместе с тем не без ощущениятриумфального внутреннего полета.

Улита снова закрыла глаза. Ей хотелось продлить мгновение добесконечности, остановить его в духе дедушки Фауста, законсервировать вжелезной банке, как тушенку. Память, которая у ведьмы имела несколькогастрономический оттенок, сразу нарисовала ей эту тушенку, окольцованную покраям банки желтовато-белым жирком.

Улита протрезвела, и ей вдруг захотелось все испортить.Собственно, именно этим она и занималась два десятилетия своей жизни: каждыйпоследующий день ломала то, что построила накануне.

– Вали отсюда, хомяк! – слабым голосом сказала она Эссиорху.

Эссиорх улыбнулся. Когда дело не касалось занудныхрассуждений, какую резину нужно ставить на какое колесо, он бывал неглуп.

– Рад, что ты очнулась, – сказал он.

– Это я прекрасно себя чувствую? Я? Да я почти при смерти! –возмутилась Улита.

Она предпочла бы еще помучиться, чтобы Эссиорх ее утешал иуговаривал. Ужасно приятно было ощущать себя романтично умирающей на снегу, вобъятиях возлюбленного, в окружении друзей. Разумеется, если пленку после можноотмотать назад и отснять другой финал.

– Чванный надутый индюк! Невоздержанный тип!.. Зануда!Подшипник от мотоцикла! – сказала она слабеющим голосом.

Эссиорх наклонился и, мало смущаясь присутствием посторонних,поцеловал ее в губы. Прежде чем сдаться, Улита пробубнила несколько невнятныхфраз, из которых самой различимой была: «Маньяк! Напал на бедную скромнуюдевушку!»

Эссиорх наконец оторвался от ее губ. Бедной скромной девушкеэто, вопреки ее собственным утверждениям, совсем не понравилось.

– Не отвлекайся! Можешь продолжать свои извинения… Так ибыть! Я тебя прощаю в первый и последний раз! – сказала она томно.

– В первый? По-моему, уже в десятый! И хоть бы раз я понял,за что на меня обиделись, – уточнил Эссиорх, тяготеющий к истине в ущербинтересам момента.

На лбу у Улиты залегла морщинка.

– Не помнишь? Кто рассуждал, что Россию спасет толькобэби-бум? Не будет его – не будет нас? Было такое дело? – спросила она.