Академия Весны - Ксюша Левина

– Твой отец поставил все на микрошанс, что я влюблюсь в тебя, и выиграл. Я твой. У меня не было выбора не из‐за чар, а… от природы, не знаю, кто там распределяет, кому и кого любить. У тебя же есть выбор, если хочешь.

– И ты не знал, что такое бывает? Это, блин, ваша священная книга! Мне Нимея рассказывала! Вы ее наизусть знать должны.

– Должны. Но никто ее ни разу не читал, даже не открывал. Траминерцы – самая невежественная раса в мире, и я, черт возьми, этому рад. – Он снова улыбается от уха до уха.

– Чему ты рад? – шепчет Брайт.

– Своему потрясающему невежеству, тому, что есть книга про чары Фиама и твой отец ее читал, что там есть вариант ритуала, при котором нас не обрекают на любовь, а пользуются ею, и вот это вот все.

Брайт вскидывает голову и, прежде чем дать себе отчет в собственных действиях, еле заметно качает головой в знак отрицания. На губах Рейва сама собой расцветает улыбка победителя. Она еще помнит, как всего четверть часа назад боялась отпустить его руку. Мысли путаются. Брайт боится. Она знает, что с ним хорошо, с ним лучше всего на свете. Что он понимает, что он защищает, что он не отпустит. Что его жизнь ей важна, что хочется его целовать и обнимать, что он стал центром вселенной так стремительно и так просто, как никто и никогда. Но в то же время столько «против» и столько сомнений, что это не навязанные магией фальшивые чувства. Разве, будь они естественными, случилось бы все так скоро?

– Поэтому я почти тебя не ощущал, когда ты была счастлива и спокойна. – Улыбка играет на его губах в прятки. Он пытается ее удержать, но все равно не получается. Он слишком счастлив. – Я острее чувствую тебя, когда над нами беда. Я защитник.

– А я чувствую тебя, потому что…

– Ну давай, предположи почему? – смеется он.

Брайт мотает головой, в глазах сверкают слезинки, как маленькие розовые звездочки. С Рейвом происходит что‐то невероятное, будто все это время он сдерживал себя, не давал себе освободиться и разгуляться вволю. Ему кажется, что можно теперь горы свернуть. Все просто! Он – любит. Очевидная правда! Давно очевидная. Не будет Шеннен Блан. И никакой революции, никакого Ордена. Все стало предельно просто, встало на свои законные места. Что такое война для того, кто любит? Блэк Масон – гений! Он нашел дочери защитника. Он догадался, что тот неравнодушен. Как? Видел Рейва в доме Хейзов, когда тот впервые встретил Брайт? Предчувствие? Дар прорицателя? Случайность? Да не все ли равно? В худшем случае ничего бы не сработало. Защитник поддался, связал себя с подопечной. Полюбил ее. А самое удивительное, что подопечная сейчас трясется как лист, бледнеет, но руку на отсечение можно дать: тоже любит. Блэк Масон – гений.

– Я чувствую тебя… я же тоже защищала тебя…

– Защищала.

– Связь не односторонняя.

– Нет. Потому что я тебе так же нужен, как и ты мне. Это гениальное изобретение!

– Чары?

– Любовь. – Он смеется, будто она сказала глупость. Подходит, гладит ее щеку большим пальцем и поверить не может, что все так просто и логично. Он тоже боялся, что причина привязанности – магия, но, как и всегда, стоит что‐то произнести вслух, и оно становится правдой.

– Но если кто‐то из нас умрет?.. – Она всхлипывает, Рейв пожимает плечами.

– А так ли теперь это важно?

Он снова смеется, пока Брайт смотрит на него как на безумца.

– Это было важно, когда я не влюбился по‐настоящему, потому что боялся за свою шкуру. Но… теперь мне плевать, чью жизнь беречь, если мы – одно. Какая разница? Если что‐то случится с тобой… я все равно не стану…

– Тсс. – Она прижимает пальцы к его губам. Качает головой. От мысли об этих словах все внутри сжимается. Нехорошее чувство.

Брайт внимательно изучает лицо Рейва, склонив голову набок. Поджимает губы, делает шаг назад, и Рейв напрягается. Он настолько в ее власти, что сам в это до конца не может поверить. Мир становится цветным, кислотно-неоновым, раскрывается, а Рейв над ним всемогущий хозяин, потому что теперь, соединившись со своей половиной, он выше всех проблем, которые раньше казались неразрешимыми.

– Ты веришь мне?

– Неужели тебя не пугает это? – шепчет Брайт.

Рейв качает головой.

– У моего существования появился смысл… Раньше я был инструментом в руках Ордена. А теперь у меня есть целый собственный мир… как это может пугать?

– Мне нужно время, чтобы… принять все это, ты же понимаешь?

Он кивает.

– Но у меня его нет.

– Нет.

– Ты поможешь мне спасти папу? – Она шепчет это отчаянно. Надеясь на положительный ответ, но очень опасаясь отрицательного.

– Полагаю, что выбора у меня нет, раз уж связь не разорвать. Но, Брайт… При первом намеке на какуюто угрозу… я выберу тебя. Ты это понимаешь? Мои приоритеты предельно ясны. Чуть что, и я беру тебя в охапку и утаскиваю оттуда.

– Даже если…

– Даже если мы не успеем. Пойми… пожалуйста. Мой приоритет – это ты.

– Даже если папа…

– Он выбрал свою судьбу и надеется, что ты не закончишь свою на лужайке особняка Хейзов.

Она кивает.

Брайт торопится в деревню, даже не оглядываясь по сторонам. Ей нужно просто пробраться в свою спальню, не привлекая внимания, переодеться, прихватить пару защитных амулетов и бежать к Рейву. Он будет ждать у главных ворот. Они все сделают правильно. Рейв выпьет лекарство, ему больше не будет нужды принимать зелье или таблетки! Они доберутся до особняка, это недалеко. Брайт может летать! Рейв отвлечет охрану. Все просто, особенно пока его отец ничего не заподозрил. Мысленно Брайт уже держит руку Блэка Масона, а тот смотрит на нее своими большими добрыми глазами.

И все‐таки это страшно. Это станет последним днем в чертовой Академии. Никаких больше девчонок в их комнате, никаких лекций, никакого счета до семидесяти четырех. Никаких книг в библиотеке, хотя об этом остались теплые воспоминания, но это все только по вине Хейза. Ее передергивает от их обоюдного волнения, по спине пробегают не то мурашки, не то капли холодного нервного пота. Деревня пуста, все на балу. Это немного угнетает. Всякий раз, как Брайт выбиралась из дома после отбоя, чтобы полетать, то видела уютные жилища студентов, свет в окнах, фонари над крыльцом. Теперь кажется, что все вымерло и стоит догнивает. Осенний ветер не добавляет происходящему романтики, пугает еще больше. Он воет, как расстроенный орган.

– Ну наконец‐то, – поет тоненький голос очень близко, буквально в шаге от Брайт. Это что‐то в темноте. Что‐то, что очень дурно пахнет приторным парфюмом. Что‐то, сверкающее пайетками и белой шевелюрой.