Последняя из амазонок - Стивен Прессфилд

— Во имя этой любви и обоих наших народов я прошу тебя, Дамон, приди на мой зов, когда я позову. Будь моим оруженосцем и снаряди меня для последнего боя.

Каменные ступеньки вели вниз, от дворца к площади храма Эрехтейон, заполненной сейчас бивуачными палатками и полевыми кухнями и выходящей к ограде храма Афины Паллады, защитницы города. Когда я вышел, поджидавший слуга провёл меня по Трёмстам ступеням мимо святилища Афродиты Пандемос, Убеждающей, богини, благодаря которой наш царь объединил враждующих правителей Аттики, и мимо торопливо возводящихся укреплений, к вершине Эннеапилона, туда, где сейчас у Седьмых ворот трудился Тесей. Сотни людей обливались потом под палящим солнцем, и царь вместе с ними. Чтобы получить аудиенцию у правителя Афин, следовало всего-навсего встать рядом с ним в цепочку людей, передающих друг другу камни.

Тесей бросил в мою сторону лишь беглый взгляд, но я сразу увидел, что гонцы уже доложили ему о моём визите к Антиопе.

— О чём она говорила, друг Мой? — спросил он. — О любви к Афинам или о любви к Селене?

— И о том и о другом, мой царь.

Прежде чем я успел сознаться во всём, Тесей знаком предложил мне сойти с помоста и сказал:

— Я не могу позволить Антиопе вооружиться для битвы, Дамон. И не только потому, что желаю сберечь её честь и предотвратить поступок, который в глазах её народа, её самой да и всего мира будет выглядеть предательством. И не только ради спасения той, которая для меня дороже самой жизни. Нет, в данном случае речь идёт о спасении государства. И не просто государства, но той идеи народного самоуправления, которая начала воплощаться в общественном устройстве Афин.

Он уставился на меня, мрачный, как призрак.

— Мне ни за что не следовало увозить Антиопу, отбирать царицу у её народа. Должно быть, какой-то неведомый бог наслал на меня умопомрачение. Но раз уж такое случилось, мой долг — защищать её до последней капли крови. Иное несовместимо с честью царя и достоинством суверенного государства.

Взглядом он спрашивал, понял ли я.

— Царь, не способный защитить свою семью, не сможет защитить и царство, — пояснил Тесей. — Он падёт, а вместе с ним падут и Афины. Даже военная победа не пересилит духовного поражения, ибо бесчестие правителя станет поруганием того общественного идеала, который он силился возвеличить. Этого допустить нельзя. Пусть я умру, защищая любимую, пусть даже падёт город... Но если и я, и город будем повержены, однако не утратим чести, идеалы ! афинской демократии не погибнут. Народовластие возродится, ибо в памяти людей оно будет связано не с позором и унижением, но с бесстрашием и героизмом. Итак, попытка спастись ценой гибели Антиопы есть решение, неприемлемое ни для меня, ни для города. Решение, которое нельзя даже рассматривать. Теперь ты понял меня, Дамон? Могу я попросить тебя поклясться, что ты не вооружишь её для последнего боя?

Я дал обещание и ему. Царь положил руку на моё плечо.

— Друг мой, когда мы пересекли море и прибыли в Амазонию, ты думал, что перед нами — новая, неизведанная страна. Но подлинную границу неизведанного я переступаю каждый вечер, оставаясь наедине с этой женщиной — с женщиной, которая не имеет себе равных. С каждым закатом передо мной открываются новые горизонты, с приходом каждой ночи я оказываюсь на побережьях, где не ступала нога человека.

Он рассмеялся и, прищурясь, вгляделся в сторону холма Ареса, где на расстоянии едва ли не выстрела из лука был разбит центральный лагерь амазонок.

— Ты уже видел Селену?

— Несколько раз, — отвечал я. — У Коэла и на юге, за храмом Геры и Пандоры.

— Сегодня, — молвил мне царь, — моя супруга призвала тебя из-за твоей любви к Селене. Она видит в вас двоих отражение себя и меня, словно мы четверо — нечто вроде двух железных жертвенников, на которых сгорают уголья страсти.

Он со смешком похлопал меня по спине.

— Скажи спасибо, если тебе не придётся вступить в поединок с Селеной! Да упасут боги твою любовь от подобного испытания.

Страшное дело — быть царём, особенно великим, ибо царь, служа высоким идеалам духа, вынужден приносить им в жертву земную, человеческую любовь. И кто возблагодарит такого правителя за стойкость и верность, проявленные во благо тех, кому, быть может, предстоит родиться через тысячу лет? Даже пожиная отдалённые плоды его трудов, вспомнят ли они сквозь немыслимую бездну времени о его деяниях и заслугах, а уж паче того — о его сердечных терзаниях?

Книга восьмая СЁСТРЫ ПО ОРУЖИЮ

РАССКАЗ СЕЛЕНЫ

Прошёл ещё один месяц войны с Афинами, если, конечно, эллинский способ ведения боевых действий вообще можно было назвать войной. На одном из ночных советов Скайлея высказала своё возмущение в следующих словах:

— Надо думать, бог произвёл этих эллинов из своей задницы. Неужто у них нет никакого стыда? У меня уже кончились оскорбления, чтобы выманить этих грызунов из их нор. Неслыханно! Даже крысы, и те выказывают большую доблесть!

Её слова были встречены дружным рёвом.

Следом за ней слово взяла Стратоника:

— Какую славу можно стяжать, воюя с теми, кто прячется за камнями и в земляных норах? Эти трусы лишь изредка делают вылазки, высовываясь из своей крепости, словно жуки из навозной кучи! Они прячутся за щитами, как скарабеи за катышками из дерьма.

В тот день, девятый по счёту, наша конница обратила в бегство очередной вражеский отряд, высунувшийся было в поле. Но что толку? Эллины, поджав хвосты, поспешно укрылись за своими стенами, с высоты которых принялись сбрасывать и метать с помощью машин тяжёлые камни. Столь бесчестный способ обороны заставил Стратонику взвыть от негодования.

— Низость и подлость, вот что это такое! Я хочу пасть в честном бою, а не оказаться раздавленной булыжником, как мокрица или таракан!

Скифы и массагеты присоединились к общему хору возмущения, но по другим причинам.

— В этой никчёмной стране нет ни золота, ни чего-либо стоящего! — заявил Боргес, за три часа до полуночи уже смертельно пьяный. Он уверял, что его люди не смогли разжиться ни скотом, ни утварью, ибо всё богатство местных жителей составляют тощие козы да лук и чеснок на грядках.

Фракийский царь Садук выступил с предложением организовать правильную осаду.

— Нам следует обнести холм собственными валами, заставить землекопов рыть туннели и подкопы под вражеские укрепления, обзавестись таранами и осадными башнями, — начал было он.