Темная вода - Татьяна Корсакова

– Теперь пешком, – сказал Яков, перекидывая через плечо ружье. – Дороги тут нет, пойдем лесом. Сначала я, ты – следом. И смотри по сторонам. Мало ли что.

Вот это «мало ли что» Чернову особенно не понравилось. И о данном Якову обещании он тут же пожалел. С двумя ружьями было бы спокойнее. Почему-то подумалось ему в этот миг не о Лютом, а о Сущи, огнеглазом звере. Как далеко он отходит от озера? Где он напал на Сычева двадцать лет назад? Чернов уже почти было спросил, но в самый последний момент передумал. Сейчас они охотники, а не добыча. Да и Сущь предпочитает дню ночь.

По лесу Яков шел быстро и практически бесшумно. Чернов тоже старался не отставать и не шуметь. А рельеф тем временем менялся, начались обещанные Яковом овраги. Идти стало в разы тяжелее. Теперь смотреть приходилось не только по сторонам, но и под ноги.

– Нам вниз, – буркнул Яков и первым ступил на едва различимую в зарослях орешника тропу.

На дне оврага царили сумрак и прохлада, тишину нарушал противный писк комаров. Яков застыл на месте, обернулся, прижал указательный палец к губам. Чернов кивнул и снова, в который уже раз, пожалел об оставленном ружье. Наверное, если бы не Яков, сам он ни за что не нашел бы эту чертову землянку. Заросший травой и тонкими деревцами холм земли, словно нора хоббитов, вход в который прячется за толстенным стволом старой липы, а для надежности привален валежником так, что если не знать, что искать, то и не найдешь.

– Нет его, – едва слышно шепнул Яков и кивнул на ворох валежника.

Чернов уже и сам понимал, что в землянке – никого. Сейчас никого. Но вот сломанная, еще не подсохшая молодая ветка, вот примятые прошлогодние листья и свежее, еще дымящееся кострище. Лютый был здесь. Был, но успел уйти до их появления.

Не говоря ни слова, Яков сгреб в сторону валежник, согнувшись едва ли не в три погибели, потянул на себя узкую, но явно очень тяжелую дверь, протиснулся в открывшийся лаз. Чернов протиснулся следом. Какое-то время глаза привыкали к смене освещения, а потом из сумрака начали медленно выступать вырытые прямо в земле ведущие вниз ступени. Подумалось, что Лютаев не врал, когда рассказывал, что землянка осталась еще с партизанских времен. Сделана она была добротно, почти на века. По такой и танк проедет – не повредит. Нутро землянки, крошечное помещение три на три метра, освещалось через узкое, больше похожее на щель окошко под самым потолком. Свет сквозь него просачивался мутный и тусклый. Обстановка была спартанская: сбитый из досок топчан с накинутым поверху старым шерстяным одеялом, дощатый же стол с остатками недавней трапезы. В закопченном котелке в жирном бульоне что-то плавало. Яков заглянул в котелок, понюхал содержимое, сказал со странным облегчением:

– Зайчатина.

Он поскреб ногтем наплыв от сгоревшей свечи, сдвинул с места жестяную кружку с чем-то коричнево-черным, тут уж Чернов догадался сам – чифир, зачем-то заглянул под стол и под топчан, словно боялся, что Лютый может до сих пор прятаться в землянке, а потом устало опустился на грубо сколоченную лавку.

– Котелок еще теплый, значит, он был здесь пару часов назад.

Пару часов назад был, а теперь вот ушел. И что им остается делать? Дожидаться Лютого здесь? Сколько придется дожидаться? Скоро вечер, а там и ночь. Нина с Темычем останутся без защиты.

– Ну что? – спросил Яков, оставляя за Черновым право принимать решение.

– Он не вернется до утра, – сказал Чернов. Он был в этом почти уверен. Ночь – время Лютого. Ночь и озерный туман – его сообщники. – Возвращаемся.

Яков кивнул, кажется, с облегчением. Ему было неуютно здесь, в этой похожей на склеп землянке. Чернову тоже, но, прежде чем выйти на свежий воздух, он откинул в сторону одеяло. Под одеялом, в самом углу что-то белело. Чернов вытащил это белое на свет.

Снимок. Выцветший, измятый, с затертыми и обтрепанными краями. На снимке парень – красивый, смеющийся, счастливый. Лютый. Нет, пока еще не Лютый, пока еще Серега Лютаев. Он обнимает за талию такую же красивую, смеющуюся и счастливую девушку, Нинину маму. За их спинами – озеро, прибрежные кусты с клочками утреннего тумана на ветках. За одним из кустов – темный силуэт, даже скорее намек на силуэт. Игра света и тени, оптические капризы раннего утра. И два красных огонька, словно две зажженных где-то во тьме свечи. Сущь…

Захотелось выйти. Из этой пропахшей сырой землей тьмы на свежий воздух. Может быть, там, на свету, оптический обман исчезнет и снимок станет нормальным. Вот только Чернов знал правду: нормального в этой истории становится все меньше и меньше. Он сунул снимок в задний карман джинсов. Якову можно будет показать его позже, когда они доберутся до «уазика».

Чернов уже направился к узкому лазу, когда откуда-то сверху, прямо над их головами, раздался звук. Сначала тихий, а потом достаточно громкий, скрежещущий. Охнул и тихо выругался Яков, оттолкнул его в сторону, бросился вверх по земляной лестнице, но не успел. Дверь, тяжеленная, толстенная, сделанная на века, как и вся остальная землянка, была заперта. Чернов лихорадочно пытался вспомнить, был ли на двери замок. Не было! Не было никакого замка! Да и зачем он нужен в глухом лесу, в этом медвежьем углу? Но тем не менее дверь оказалась заперта. Или подперта чем-то снаружи.

Яков с ревом врезался в нее плечом. Бесполезно. Слишком узкий лаз, слишком мало места для маневров. И вдвоем к двери не подступиться. Может, выстрелить?

– В сторону! – рыкнул Яков, сдергивая с плеча ружье и отступая на несколько шагов.

Прогремел выстрел, в замкнутом пространстве показавшийся оглушительным, но дверь осталась стоять как стояла. Яков снова чертыхнулся, выстрелил второй раз, скорее от отчаяния, потому что было совершенно ясно, что эту дверь им не одолеть.

– Серега! Лютый!!! – заорал он во все горло. – Ты что творишь?! Открой дверь!

Ответом ему стала тишина. Но длилась она совсем недолго. Сверху снова послышался какой-то странный звук. Тот, кто запер их в землянке, забивал в крошечное оконце полено. Уже забил… Землянка погрузилась в темноту.

– Продыхи забивает, вентиляцию. – В темноте этой голос Якова прозвучал глухо и обреченно.

Чернов его понимал. Не хотел понимать, не хотел верить, но все же… Их не просто заперли в землянке, фактически их замуровали заживо под толстенным слоем земли и только что лишили доступа кислорода. Сколько они продержатся в этой подземной темнице? На сколько им двоим хватит воздуха?

– Серега! Не сходи с ума! Мы поговорить пришли! Просто поговорить! – Яков все еще продолжал надеяться на чудо. – Открой дверь! Выпусти нас!

Снаружи больше не доносилось ни звука…

Чернов пошарил в кармане куртки, вытащил мобильный. Заряд батареи был почти полный, но сеть не ловила. Может быть, из-за того, что место глухое, может, из-за того, что они оказались под землей. Света от экрана хватило, чтобы увидеть искаженное яростью и, кажется, страхом лицо Якова. Он тоже вытащил свой старенький мобильный, глянул на экран и в отчаянии мотнул головой.