В паутине - Люси Мод Монтгомери

Семейство было потрясено известием о том, что Маргарет купила у Ричарда Дарка старый коттедж тети Луизы, но еще более все поразились, узнав, что она продала какому-то нью-йоркскому коллекционеру книгу «Странствия Пилигрима», которую ей завещала тетя Бекки, за баснословную сумму. Десять тысяч долларов. Книга оказалась первым изданием и стоила бы тридцать тысяч, будь она в первоклассном состоянии. Теперь стало ясно, почему она так бессердечно отвергла Пенни. А сам Пенни пережевывал горькую жвачку раздумий. Кто мог предположить, что найдется сумасшедший, способный заплатить десять тысяч долларов за какую-то старую книгу? Десять тысяч долларов! Десять тысяч долларов! Но уже слишком поздно. Ни он, ни клан не простят Маргарет ни за продажу книги, ни за то, что она вообще получила ее от тети Бекки. Разве у нее имелось большее право, чем у кого-либо другого? Особенно недоволен был Дензил. Он считал, что Маргарет должна остаться жить с ним и потратить деньги на образование его детей.

— Выбросить деньги на дом, который тебе не нужен, — с горечью говорил он. — Куда разумнее было бы оставить их на черный день.

— Лучше я потрачу их на краски, — беспечно ответила Маргарет.

VIII

Гей остановилась у калитки, глядя, как на востоке, за краем соснового бора, над пастбищем Утопленника Джона на склоне холма, поднимается огромная красная луна. За спиной, над деревьями вокруг Майского Леса, разливалось величественное, свежее, нежно-чистое ветреное закатное небо. С дороги на холме до нее донесся загадочный смех. Казалось, весь мир тихо смеялся. Гей была одна и радовалась этому. Жизнь казалась не столь невыносимой, когда она находилась в одиночестве.

Все эти недели Гей оставалась мрачно несчастливой, неспокойной, безразличной. Новый дом больше не волновал ее, все потускнело. Она страстно желала оказаться далеко отсюда или умереть, или хотя бы перестать существовать. Жизнь так запутанна. Она не могла перестать постоянно думать о Ноэле. Что он делает… о чем думает… что чувствует? Несчастлив ли он? Или… он мудрее? Если бы узнать ответы на эти вопросы! Она никогда их не узнает. А меньше чем через месяц должна выйти замуж за Роджера.

Она все еще стояла там, когда подошел Ноэль. Он пришел, когда она не ждала его, когда собиралась замуж. Она подняла голову и увидела его, стоящего напротив. Красивого, словно кинозвезда, и… одетого с иголочки! Да, с иголочки, точно, как маленький Пенни Дарк. Через двадцать лет он будет таким же. Голова Гей пошла кругом, она подумала, не сходит ли с ума.

— Ноэль! — прошептала она.

— Да… это Ноэль.

Он подошел и взял ее за руку. Она смотрела на него. Неужели он стал ниже ростом? Нет, просто она выросла, привыкнув смотреть на Роджера снизу вверх. Волосы Ноэля были слишком кудрявыми… что там Нэн говорила о щипцах? Ах, что же происходит? Отчего в голову лезут такие абсурдные мысли… именно сейчас, в чудесный миг, когда он вернулся к ней?

Ноэль склонился над калиткой, заговорил быстро… рассказывая, что никогда по-настоящему не любил Нэн. Она преследовала его… охотилась на него… околдовала… он никогда никого не любил по-настоящему, только ее, Гей. Простит ли она его? И примет ли обратно?

Ноэль почти не сомневался, что будет прощен. Он, как вдруг подумала Гей, излишне уверен в силе своей привлекательности. Он взял ее за плечи и притянул к себе. Долгие месяцы она мечтала ощутить себя в его объятиях… его поцелуй на своих губах… его лицо, прижавшееся к ее щеке. А сейчас, когда это могло вот-вот произойти, Гей вдруг рассмеялась, затряслась от смеха. Возможно, немного истерического, но Ноэль не знал об этом. Он резко отпустил ее и отступил на шаг, в изумлении и досаде.

— Ты… такой… такой… Смешной! — простонала бедная Гей.

— Извини, — сухо сказал Ноэль. Это было совсем не то, чего он ожидал.

Гей подавила смех и посмотрела на Ноэля. Бывшее очарование ушло. Она увидела его таким, каким не видела прежде… таким, каким его видело ее семейство. Красивый парень, считающий, что любая девушка влюбится, едва взглянув на него, пустой, эгоистичный. Как могла она думать, что любит его? Любовь! Она ничего не знала о ней до этой минуты, когда вдруг осознала, что любит. Любит Роджера, который был мужчиной! А Ноэль всего лишь мальчик. Он навсегда останется мальчиком, даже если проживет сто лет… тщеславным, пустым мальчиком с переменчивым сердцем. Однажды она вообразила, что любит его… вообразила свое сердце разбитым, когда он бросил ее, но теперь…

«Какая древняя история», — в изумлении подумала она.

Как только Гей смогла говорить, она отправила Ноэля прочь. Ее голос еще дрожал, и Ноэль подумал, что она все еще смеется над ним. Он ушел в глубокой обиде. Для Ноэля Гибсона было внове и весьма неприятно оказаться осмеянным. Это пошло ему на пользу. С тех пор он никогда не был столь самоуверен.

Гей долго стояла у калитки, пытаясь прийти в себя. Цвета небес растаяли в темноте, и она купалась в лунном свете. Дыхание осеннего ветра кружило серебристо-золотые листья. Она обожала этот вечер, она любила все вокруг. Словно родилась вновь. Какая удача, что Ноэль вернулся. Если бы он не вернулся, она, возможно, так бы и воображала, что любит его… никогда бы не увидела неизмеримую разницу между ним и Роджером. Вернуться так скоро, так бесстыдно. Есть ли в нем хоть что-то? Умеет ли он любить по-настоящему? Но он пришел, и его возвращение освободило ее от иллюзорных оков.

«Думаю, если бы не кувшин, я бы до сих пор была помолвлена с ним, а, возможно, уже и замужем».

Она вздрогнула. Как ужасно было бы это… как ужасно выйти замуж за кого-либо другого, кроме Роджера! Невозможно даже представить себя женой другого. Боже, благослови тетю Бекки!

Ее охватило странное, но быстро прошедшее чувство потери и пустоты. Столько страсти и боли впустую. Ей было больно, что все оказалось таким глупым. Больно осознавать, что она просто любила любовь. Ее родня была права… так права. Это немного уязвило ее. Не очень-то приятно признать мнение своего семейства, что ты маленькая дурочка.

Но теперь ей было неважно, что они правы. Она рада этому. О, как хорошо снова почувствовать свежей, неравнодушной, живой, такой, какой она давно не была. Казалось, к ней вернулись все потерянные краски и радости жизни. Время яблоневого цвета прошло. Ничто не возвратит его. Настало время роз… темных, роскошных роз женской любви. Эти месяцы страданий превратили Гей в женщину. Она вскинула руки в восторге, словно лаская ночь, прекрасную серебряную сентябрьскую ночь.

— Позволь, я отчищу тебя от лунного света, — сказал кто-то рядом — кто-то дорогой, милым, любимым голосом.

— О, Роджер! — Гей повернулась и бросилась в его объятия. Она смотрела ему в лицо, обнимая его за шею, по собственному желанию, и Роджер впервые почувствовал, что Гей вернула ему поцелуй.

Он отпустил ее и посмотрел на нее, словно никогда не мог достаточно наглядеться. Она была так прелестна в лунном свете — с сияющими глазами и волосами, в которых запутался ветер.