Хрен с Горы - Изяслав Кацман

От края рва с темнеющими на дне телами меня увели Вахаку с Длинным. Обратно к выделяющемуся овалу рыхлой коричневатой земли подхожу с уже сухими красными глазами. Единственное, что пришло на ум, опять же летовское «Про дурачка». Севшим голосом я выводил:

Под это песенное сопровождение мои «макаки» и закончили погребальный обряд, натыкав в землю частокол тонких древесных стволов и развесив на них амулеты и обереги – последнюю дань своим товарищам. Я снял с шеи и повесил на ветку с полуободранными листьями малюсенькую модель медного ножика – первый металлический предмет, выплавленный мною.

Зрители окончившегося действия расходились уже в полной темноте, притихшие и задумчивые. Разговоры и слухи пойдут потом – как всегда, преувеличенные. Подвергнутые же сегодняшнему обряду остались рядом с братской могилой. Лица их выражали сложную гамму чувств. Особенно у неожиданно зачисленных в «пану макаки»: и у сунийцев Раноре, и у бонхойцев Тилуя, и у моих бывших земляков из Бон-Хо, и у сонаев Кано. Похоже, требуются комментарии со стороны «пану олени» относительно ближайшего будущего.

– Друзья мои! – начал я. – То, что все вы теперь принадлежите к одному братству, вовсе не означает необходимости везде и всегда держаться всем «пану макаки» вместе. Пока нечестивый Кивамуй Братоубийца жив, мы будем сражаться против его приспешников. Но после победы, когда Солнцеликая и Духами Хранимая тэми Раминаганива займёт трон, пути наши разойдутся: одни останутся возле нашей правительницы, другие вернутся в родные селения, чтобы там способствовать величию и процветанию Пеу и следить, чтобы вожди и сильные мужи хранили верность потомству Пилапи. Главное: где бы ни находился каждый из «пану макаки», он должен помнить о крови, которая связала нас всех, и об обязанностях перед своими товарищами и Солнцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганивой.

Ночью я долго не мог уснуть, хотя и успел здорово вымотаться за последние два дня, насыщенные столькими событиями. Я лежал, укрывшись мягкой циновкой, слушал храп «макак» и пробивающиеся сквозь него звуки тропической природы. Наконец усталость взяла своё, и удалось провалиться в тяжёлый сон, наполненный тревогой и смутными образами…

Проснувшись почти в полдень, первым делом увидел Гоку, охраняющего покой «пану олени». Судя по всему, мои подчинённые решили, что Сонаваралинга имеет право на заслуженный отдых после столь мощного вчерашнего колдовства, и меня никто не решался беспокоить.

Резко встав с ложа, по-быстрому привожу себя в порядок и перекусываю. После чего прошёлся по нашей стоянке. «Макаки» занимались своими делами, готовясь к дальнейшим боям и походам: некоторое количество умельцев возилось с обувью и снаряжением, Вахаку, Длинный и Кано с Тилуем по новой распределяли бойцов по подразделениям с учётом убыли состава – сопровождалось всё это спорами, переходя иногда в ругань со стороны недовольных, Тагор с Сектантом и под неизменной охраной пары бойцов разбирался с доставшимися нам луками – судя по умиротворённому и одухотворённому лицу тузтца, оружие было настоящей любовью этого вояки.

– Почему этот чужеземец до сих пор под охраной? – недовольно спросил я сопровождающего меня Гоку. – Разве он теперь не один из нас?

Разведчик пробурчал что-то на тему «доверяй, но надзирай».

– Нашим людям делать нечего, кроме как караулить кого-либо из недавно принятых в наши ряды? – добавляю. – Забирай их с собой. Пусть займутся делом. И оповести всех предводителей «пану макаки», что я собираю их на совет нашего братства.

Гоку зычным голосом подозвал к себе караул тузтца и вместе с ними направился прочь.

Пару минут мы с Тагором внимательно рассматривали друг друга. Наконец бывший военнопленный, превратившийся в одного из «макак», не выдержал и что-то спросил Сектанта. Тот внимательно выслушал и сказал мне:

– Тузтец спрашивает: он теперь должен будет служить тебе, Сонаваралинга, до конца своих дней?

– Скажи ему, Тунаки, что он служит не мне, а Солнцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганиве, – ответил я автоматически официальной формулировкой и только после этого прибавил: – А что касается срока его службы, то пусть хорошо научит стрелять из своего оружия тех «пану макаки», кто способен будет научиться, а потом может плыть домой. Я даже дам ему ракушек, за которыми сюда плавают, на дорогу.

Сектант перевёл. В ответ лучник неожиданно заржал.

– Что ты ему такого смешного сказал? – раздражённо поинтересовался я у вохейца.

– Он говорит, – усмехнулся Тунаки, – что ты хорошую шутку придумал, правда, злую: купцы, плавающие к берегам Пеу, друг друга хорошо знают, и на любом из десяти или пятнадцати кораблей, на котором можно уплыть в Вохе, прекрасно известно, кто хозяин Тагора-тузтца. И его всё равно схватят и отдадут в руки почтенного Выхкшищшу-Пахыра. Так что он лучше останется в нашем отряде. Будет дальше служить Солнцеликой и Духами Хранимой.

– Как хочет, – пристально глядя в глаза лучнику, сказал я. – Только пусть знает, что насильно его никто держать среди нас не будет. Может уйти в любое время.

Тузтец, выслушав перевод Сектанта, повернулся к пожилому вохейцу. Несколько минут между ними шёл оживлённый диалог, смысл которого я, разумеется, не понимал. Тагор, судя по интонации, в основном спрашивал, а мой толмач отвечал, причём, сдаётся, Тунаки был немало озадачен вопросами недавнего пленного.

– Он спрашивал, Сонаваралинга, – начал переводчик-самоучка, – не исповедуешь ли ты тенхорабубу.

– С чего тузтец это взял? – совершенно искренне удивляюсь я.

– Он говорит, что некоторые твои поступки таковы, словно ты идёшь Путём Света и Истины. – Ага, кажется, Сектант попробовал перевести название своей религии на местный язык. Надо уточнить перевод.

Несколько минут пришлось потратить на выяснение этого вопроса. Оказалось, что слово «тенхорабубу», как и сама религия, западного происхождения. Вроде бы на языке острова Скилн оно как раз и означало «Путь Света и Истины». Заодно выяснилось, что происхождение тенхорабизма с запада, варварского с точки зрения мнящих себя народом цивилизованным вохейцев, несколько тормозит распространение новой веры на родине Сектанта. Хотя, с другой стороны, это же обстоятельство служит неким фильтром, отсекающим следующих моде или ищущих выгоды.

– А сам ты тоже считаешь, что я веду себя как тенхорабит? – интересуюсь я у Тунаки.

Тот задумался.

– Странно, я никогда не задумывался об этом, – начал пожилой вохеец после долгой паузы. – Но ты, Сонаваралинга, действительно, иногда ведёшь себя подобно людям нашей веры. Хотя бы в том, что для тебя не важно племя, к которому принадлежит человек. Что здесь, что у нас, в Вохе, сначала смотрят на то, к какому клану принадлежит человек, а уже потом на то, что это за человек. И даже многие из тех, кто идёт по Пути Света и Истины, не сразу искореняют в своём сердце деление на племена и кланы, заменяя его делением на принявших Истину и коснеющих в заблуждении. Среди жителей Пеу же и подавно свой всегда будет заранее правым в споре с чужаком, даже если на самом деле сородич совершает в отношении чужака беззаконие. А ты, Сонаваралинга, совершенно не обращаешь внимания на то, кто перед тобой: бонхо, сонай или текокец. Даже сунийцев, которых бонхо и сонаи презирают, ты принял в свой отряд как равных. Хотя в то же время ты совершенно равнодушен к вере в Единого Творца, который и есть единственный источник человеческой силы, красоты и соразмерности. А вместо этого обращаешься к духам, принося им жертвы и выпрашивая взамен их помощь.