Голоса дрейфующих льдов - Ирина Молчанова

Ферран засмеялся.

— Полагаю, то самое — унизительное, положившее конец Первоймировой. — Он перестал смеяться и, посерьезнев, сказал: — Чего уж там, Лайонел,я Германия.

Тот холодно улыбнулся.

— Все прекрасно помнят, что спустя двадцать два года в этомже самом лесу мстительная нацистская Германия заключила новое перемирие сФранцией, но уже на свои условиях. Не вижу смысла в перемириях такого рода.

Нориш утомленно застонал.

— Ваша война, ребята, затянулась, пора с этим кончать. Ведьвсе было так хорошо, помните, как мы втроем...

— Было, и останется в прошедшем времени, — оборвал Лайонел.— Это люди, зная о том, что жизнь слишком коротка, склонны прощатьпредательство, а Вечность предателей не терпит, у вечности слишком огромныйвыбор! — Он развернул коня и поехал прочь. Мыши, шелестя крыльями, полетелиследом.

Нориш догнал друга уже у живой зеленой изгороди сбелокаменными скульптурами, за которой возвышался двухэтажный дом. Но обсуждатьнесостоявшееся перемирие не стал, заговорил о другом:

— Черт возьми, как тебе удалось меня обыграть?! — в егоголосе слышалось столько негодования, что Лайонел не выдержал и рассмеялся.

— Представил себе заголовки в завтрашних газетах, —отшутился он.

Они проехали по аллее с расставленными скульптурами мужчин иженщин, одетых в вечерние наряды и выстроившихся напротив друг друга как накадриль.

Молодые люди спешились во дворе и направились в дом.

В прихожей оба резко остановились, прислушиваясь. Изгостиной доносился кроткий голосок Сарах:

— Лайонел очень нежный, — говорила она.

Глаза Моргана округлились, и он указал на Лайонела, а потомзажал рот ладонью, чтобы не расхохотаться, давая понять, что он думает о словахдевушки.

А та между тем продолжала:

— Видели бы вы, как он заботится о своих питомцах, о Нев иОрми — это летучие мыши. Он и обо мне заботится, купил платья, украшения,позволяет быть рядом с ним.

Друзья переглянулись. Нориш закусил зубами указательныйпалец, увидев, как крылатая мышь обвила крылом шею Лайонела. Тот сердитоотпихнул ее и хотел пойти в гостиную, но Морган его удержал, предлагая ещепослушать. А сам снял черную куртку и повесил на вытянутую руку скульптурыобнаженной женщины, заменяющей, видимо, вешалку.

— Я его совсем не интересую, он терпит мое присутствие изовсех сил, — делилась Сарах. — Его сердце принадлежит другой.

— Неужели? Как интересно! — произнес полный сарказма голос,хорошо знакомый обоим вампирам, стоящим в прихожей.

Нориш характерно закатил глаза, Лайонел скептически сжалгубы, а юная Сарах восприняла все за чистую монету и заверила:

— Это правда. Я хотела бы развеять его тоску, он так красиви одинок... но ему совсем не нравятся невинные девы.

Собеседница издала неприличный смешок, тогда Лайонел невыдержал и, распахнув дверь, вошел в гостиную, как и весь дом, изобилующуюскульптурами людей и животных.

Сарах при его появлении испуганно сжалась, хищные отцовскиеглаза стали как у затравленного маленького зверька. В то время как гостьяприосанилась и выдала очаровательнейшую улыбку. Откровенное обтягивающее платьес боковым разрезом полностью обнажало одну ногу, обутую в красную туфлю натонком каблуке, под цвет платья. Золотистые волосы были откинуты на одно плечо,открывая глазам изящный изгиб алебастровой шеи и ослепляющую бриллиантовуюсережку в ушке. Высоко поднятая в глубоком вырезе грудь в соблазнительном танцедыхания, медленно опускалась и поднималась.

Нориш же как будто не заметил ни знойного взгляда черныхглаз из-под золота ресниц, ни полноты нежно-розовых губ и с издевкойпровозгласил:

— Какая ожидаемая неожиданность!

Анжелика одарила его взглядом, лишенным всякой любезности.

Каким-то невероятным образом он был единственным мужчиной,оставшимся равнодушным к чарам этой златовласой чертовки, и она его сразуневзлюбила.

Девушка поднялась и шагнула навстречу Лайонелу.

— Мы можем поговорить?

Мыши, повинуясь его мысленному приказу, нехотя взлетели изакружили над люстрой. Он покосился на ухмыляющегося Моргана и кивнул девушкена винтовую лестницу, ведущую на второй этаж.

Они молча поднялись в гостевую комнату. Когда Анжеликазакрыла дверь, Лайонел, не скрывая раздражения, поинтересовался:

— Зачем явилась?

Рядом с ней он чувствовал себя загнанным в угол. Еенереальная красота, вопреки всему, по-прежнему его волновала. Глядя в этоидеально прекрасное лицо, он не мог не восхищаться. Но от одной лишь мысли, чтоАнжелика пыталась убить Катю, причинила ей боль, желание резко сменилосьяростью. На этих двух девушек он смотрел совсем по-разному. Первая красавицаПетербурга вызывала в нем лишь физическое влечение и, как любой очень красивыйпредмет, восторг. А Катя одной улыбкой переворачивала его сердце и из него,точно из мешочка, вытряхивала все, что там жило, лишая разума и воли. Он мог бысмотреть в ее бездонные обманчивые глаза и вечность, и две вечности. Емухотелось разгадывать ее до бесконечности, как труднейшую головоломку. Такойсжигающей, беспощадной любви он не испытывал за всю жизнь, не испытывал и послесмерти.

— Ты меня не слушаешь! — досадливо заметила Анжелика.

— Говори, — приказал он, отгоняя навязчивый образрыжеволосой девчонки.

Анжелика смотрела на него и почему-то молчала, как будтозабыла, что собиралась сказать.

Лайонел приподнял брови, поторапливая ее. Тогда онасократила между ними расстояние, прижалась к его груди и, бессовестно запускаяруки под тонкий белый джемпер, произнесла:

— Я утешу тебя, так никто не утешит.

Ее поцелуй напомнил ему, как непозволительно давно у него небыло женщин. А она лучше других умела доставить ему удовольствие. Услужливоевоображение подкинуло ему пару картин, где Катя в объятиях Вильяма, потом емувспомнилось серое от гнева лицо Цимаон Ницхи, и желание сопротивлятьсяокончательно было сломлено.

Он стянул джемпер и, расстегивая молнию на платье девушки,увидел, как заблестели от счастья у нее глаза. На миг его это испугало, онпопытался отстраниться, но она не позволила, толкнула его на стоящую позадикровать. Анжелика занялась молнией у него на штанах, не переставая его целоватьи ласкать.

Они не заметили, как дверь приотворилась и в комнатупроскользнула черная невысокая фигурка.

Лайонел не увидел, он учуял ворвавшийся вместе с незванымгостем сладкий запах крови и резко сел на постели, отстранив девушку.

Йоро стоял посреди комнаты и смотрел на них огромнымиореховыми глазами, полными упрека.