Странствия хирурга. Миссия пилигрима - Вольф Серно

— Я такого же мнения. А как вы относитесь к запрету на потребление определенных продуктов, к примеру дичи, водоплавающей птицы, молочных поросят, бычьего мяса и тому подобного, в целях профилактики чумы? Вы ведь знаете об этих длинных перечнях?

— Никак не отношусь! — Санджо провел рукой по дергающемуся веку. — Мне известны другие списки, объявляющие кур, куропаток и фазанов безусловно благонадежными, а вместе с ними баранину, телятину и козлятину. Зато категорически рекомендуется избегать рыбу, груши и все, что легко подвержено гниению. Мое мнение неизменно: любое мясо не вредно, если оно не слишком жирное. Много ли общего имеет куриная ножка с чумой? Абсолютно ничего! Я это точно знаю, потому что многократно наблюдал, как разные люди ели одно и то же, и один заболевал, а другой нет. Подобные перечни — надувательство, порожденное неспособностью назначить какое-либо эффективное лечение. О, я вижу, у вас совсем не осталось вина. Позвольте вам подлить?

— Нет, большое спасибо. Простите, что я вас так обстоятельно расспрашиваю, дотторе, но коль скоро мы заговорили о еде, что вы думаете о джемах и лепестках роз Нострадамуса? Как известно, он пережил несколько чумных волн.

— Тоже абсолютно равнодушен. Я знаком с его рецептурой и изготавливал по ней лекарства. Это пустышки. К сожалению, должен сказать: если Нострадамус пережил чуму, то не благодаря своим джемам.

— А благодаря чему?

Доктор Санджо пожал плечами:

— Если бы я знал! В этом и состоит дьявольское наваждение этой болезни: существует огромное количество профилактических и терапевтических мер, и каждая их них преподносится как панацея. А при ближайшем рассмотрении все оказываются никчемными. А в тех немногих случаях исцеления, когда они, казалось бы, подействовали, речь идет, скорее всего, о слепом случае.

Кирургику нечего было возразить, и в зале повисло молчание. Каждый предавался собственным мыслям, вызванным горькой истиной, которую высказал доктор, тем более горькой, что она была непреложна.

Наконец Витус нарушил молчание:

— В Танжере я познакомился с одним арабским врачом по имени Шамуша. Он уверял меня в необычайной целительной силе имбиря. В то время как другие лекарства борются лишь с последствиями чумы, он якобы действует на саму болезнь. Шамуша считал, что вместе с потом, отделение которого вызывает имбирь, из организма выходят соки чумы.

— Я высокого мнения об арабской медицине, — кивнул Санджо. — Мы многим обязаны ей, с тех пор как она пришла к нам столетия назад через Салернскую школу. Я тоже слышал о чудодейственной силе имбиря. И все же я уверен, что это всего лишь один инструмент в оркестре прочих мер. Потение снижает температуру больного, и он чувствует себя не таким ослабленным, а соответственно, в нем больше сил для борьбы с болезнью. Если подходить к вопросу с этой точки зрения, имбирь делает свое дело — точно так же, как горячий бульон, кровопускание или поддерживающий сердце отвар.

Витус механически потянулся за бокалом и допил последний глоток.

— Боюсь, что вынужден с вами согласиться. Это было бы слишком легким решением — найти панацею в имбире.

— Да, слишком легким. Выбор средств, которые мы, врачи, можем использовать в борьбе с чумой, чрезвычайно скуден. Но, как я уже заметил, успех борьбы с эпидемией во многом зависит от мер предотвращения заражения. Поэтому я убежден, что крайне важно как следует окурить комнату больного ладаном и проследить, чтобы семья регулярно ополаскивала рот и руки уксусом или вином. Следует побуждать пациента говорить всегда громко и отчетливо, чтобы родные понимали его, не приближаясь к постели. Далее, в комнате больного следует открывать лишь те окна, которые выходят на север, поскольку опасные миазмы, как правило, приносит южный ветер.

— Значит, вы все-таки верите, что во всем виноваты миазмы?

— Наверняка. При этом слово «миазмы», на мой взгляд, весьма условно отражает характер субстанции, которая завладевает человеческим организмом. Эта непознанная таинственная сила внедряется в тело через слизистые оболочки, в том числе дыхательных путей, или через кожу, или, как некоторые утверждают, даже через глаза. Она тут же вступает в борьбу с внутренними органами, что сразу выражается в лихорадке, черном гнилостном налете на языке и образовании шишковидных опухолей. Борьба почти всегда оканчивается смертью больного. По моим подсчетам, выживают лишь пятеро из ста пораженных чумой. Я тоже получил свою долю: вы наверняка заметили подергивание моего века.

— Да что вы! — удивился Витус. — Что же связывает глазной тик с черной смертью?

Санджо поднялся и нервно прошелся по тяжелому восточному ковру, остановившись у одного из стрельчатых окон, через которые в зал уже проникал вечерний сумеречный свет.

— Пока ничего. Но косвенная связь есть. Это случилось три года назад, в последние дни эпидемии. Я и мои коллеги отправили тысячи мертвецов на кладбищенский остров, и страшная напасть, подобно дикому зверю, уже корчилась в предсмертных судорогах. Это отражалось, как мне кажется, и на трупах. Передо мной лежал мужчина, вне всякого сомнения, мертвый, поверьте мне как врачу, и вдруг его левое веко начало дергаться, едва я закрыл ему глаза. Я таращился на него, не в силах поверить в реальность происходящего. То ли это было механическое раздражение, то ли труп уже начал коченеть, а может, мне явилось нечто необъяснимое на грани жизни и смерти?

Пока я задумчиво стоял возле трупа, тик вдруг прекратился и губы мертвеца скривились в насмешливой гримасе. Во всяком случае, так мне показалось. В тот же миг начало дергаться мое собственное веко. Словно мертвец заразил меня. Что-то от него перекинулось на меня, и я уверен, без черной смерти тут не обошлось. С каким удовольствием она и меня бы заграбастала своей когтистой лапой, но сил у нее на это уже не было. За долгие месяцы она отбушевалась, и теперь пришел ее смертный час. Но чуме удалось дотянуться до меня, свидетельство чему тик. На следующий день во всей Венеции никто больше не умер от черной смерти, но у меня не было ни сил, ни желания радоваться счастливому избавлению, поскольку я ждал, что вот-вот, вслед за дергающимся глазом, чумой будут поражены остальные части моего тела. Но, хвала Всевышнему, этого не произошло.

Санджо снова подошел к столу и сел.

— А может, все объясняется довольно безобидно, дотторе, — отозвался Витус. — Вспомните, и зевота заразительна, хотя явно не имеет ничего общего с чумой. Равно как и смех. Думаю, могу вас успокоить: то обстоятельство, что прошло уже три года, а вы не заболели, должно бальзамом пролиться на вашу душу.

— Благодарю вас за эти слова, — слабо улыбнулся хозяин. — Они действительно благотворны.

— Вероятно, вы никогда не заболеете чумой, если уж сия участь миновала вас раньше. Уверен, что ваш организм за все эти годы выработал особую сопротивляемость, ведь возможностей заразиться у вас хватало. Насколько я знаю, вы были в авангарде борьбы не с одной эпидемией.

— Может быть, коллега, может быть. Скорее, в том заслуга моего защитного костюма. Речь идет об обычном одеянии венецианских чумных врачей. Если хотите, охотно вам его продемонстрирую.