Приживется ли демократия в России - Евгений Ясин

«На резкое падение рождаемости, наблюдаемое в более образованных штатах Индии, во многом повлияли публичные дискуссии о тяжелых последствиях высокого уровня рождаемости… В штате Керала уровень рождаемости ныне 1, 7 (близкий к уровню рождаемости Британии и Франции и много ниже китайского 1, 9) был достигнут без всякого принуждения, в основном по причине возникновения новых ценностей – процесса, в котором политические и социальные диалоги сыграли огромную роль» (Там же, 177).

«Демократия дала Индии определенную стабильность и безопасность вопреки пессимистическим прогнозам, звучавшим в 1947 году, когда страна стала независимой. В ту пору в Индии было неопытное правительство, смута по поводу раздела территорий и несформировавшиеся политические блоки в сочетании с широко распространенным насилием в общинах и общественными беспорядками. Тогда нелегко было поверить в будущее объединенной и демократической Индии. И все же полвека спустя мы видим демократию, добившуюся путем проб и ошибок немалых успехов. Политические различия были смягчены посредством конституционных процедур. Правительства приходили к власти и смещались в соответствии с электоральными и парламентскими правилами. Индия – огромный, невероятный, удручающий клубок противоречий – выстояла и функционирует достаточно успешно в качестве политического единства с демократической системой – по сути, действующая демократия и держит ее на плаву» (Там же, 180).

Правда, Ф. Закария считает, что в Индии бедность сочетается с демократией, потому что в этой стране благодаря англичанам привился конституционный либерализм. Он ссылается на работу М. Вайнера 1983 года: все без исключения страны «третьего мира», приобретшие достаточно продолжительный демократический опыт, являются бывшими колониями Великобритании, которая оставила наследие права и капитализма (Закария 2004: 50—51). Но мы договорились включать в минимальный набор признаков демократии, кроме выборов, те, которые составляют содержание конституционного либерализма.

«Когда я сам рос в Индии, – пишет Закария, – я не считал индийцев способными к большим успехам в экономике. Помню день, когда в Нью-Дели легендарный член индийского парламента Пилу Моди во время „часа вопросов“ задал премьер-министру Индире Ганди следующий вопрос: „Может ли госпожа премьер-министр дать ответ, почему индийцы, как можно наблюдать, процветают в материальном отношении при любом правительстве в мире, за исключением своего собственного?“»

Интересный вопрос, его можно поставить и в отношении русских. Но если Индия в 2001 году экспортировала программных продуктов на 14 млрд. долларов, то Россия – на 0, 5 млрд. Повод подумать.

У нас считается общепризнанным, что в России уровень неравенства очень высок, в 3–4 раза выше, чем в Европе. Выводы доклада Всемирного банка иные: «В сравнении с другими развивающимися странами со средним уровнем доходов уровень неравенства в России является умеренным» (Всемирный банк 2004б: 72). Чтобы подтвердить это, в таблице 12. 7 мы приводим данные о коэффициенте Джини (степени отклонения фактического распределения доходов от абсолютно равного их распределения между жителями страны), которым обычно измеряют неравенство в распределении доходов, и доле доходов по 20-процентным группам в ряде стран.

На самом деле проблема заключается в резком переломе в распределении доходов, который произошел в 90-х годах. В 1992 году, по официальным данным, коэффициент Джини у нас составлял 26%, а в 2002 году – 40%. По данным RLMS он подскочил с 37% в 1992 году до 46% в 1994-м и к 2002 году снизился до 42%. А по расчетам Всемирного банка с поправкой на различия в ценах по регионам в 2002 году он снизился даже до 35%. Другой показатель – коэффициент фондов (децильный коэффициент дифференциации доходов – показатель отношения доходов 10% самых богатых к доходам 10% самых бедных) – до реформ составлял 4, 9, сейчас уже несколько лет, по официальным данным, составляет 14—14, 5 (уровень США), а по расчетам, основанным на данных RLMS, – до 20 (Овчарова 2004: 19). Другие исследователи дают еще более высокие цифры, но обычно используют менее представительные выборки.

Таблица 12. 7. Степень социально-экономического расслоения, %.

Так или иначе, проблема социального неравенства как препятствия к демократизации России представляется преувеличенной. Конечно, переход от социалистической уравниловки к ранне-капиталистическому разрыву между уровнями благосостояния богатых и бедных вызвал у многих шок, однако в какой-то степени именно он составляет необходимое условие сильной мотивации трудовой и хозяйственной активности. По мнению уже цитированной выше Н. Тихоновой, среди населения нет явно выраженного неприятия богатых. Отрицательная реакция населения даже по отношению к ЮКОСу и Ходорковскому доминировала прежде всего у самой неквалифицированной и отсталой части общества: «инициаторы этого дела просто сыграли на темных инстинктах», как уже не раз это делали подобные им политики перед выборами (Новая газета. 2004. 29 апреля. № 30. С. 8).

Мой общий вывод таков. В России, конечно, слишком много бедных и слишком велико социальное расслоение, чтобы создать благоприятные условия для доверия и сплоченности в обществе – те условия, которые являются предпосылками для устойчивой демократии. Но эти проблемы не столь драматичны, чтобы считать их непреодолимым препятствием.

Достаточно понятно и то, как их следует решать. Прежде всего, ясно, чего не следует делать – отнимать и делить. Снижение бедности и неравенства в масштабах, совместимых с условиями открытой рыночной экономики, защитой прав собственности и вместе с тем необходимых для демократизации, достижимо в конечном счете только за счет роста производства и повышения его эффективности на основе частной инициативы. Совершенствование механизмов распределения, как показывают мои собственные исследования (Ясин 2004б: 245—331), целесообразно в следующих направлениях:

• существенное повышение оплаты труда в бюджетном секторе – не менее чем в 1, 5–2 раза – при повышении эффективности его деятельности;

• существенное повышение пенсий и пособий по инвалидности – до уровня, превышающего прожиточный минимум – при повышении пенсионного возраста до 63—65 лет;

• повышение жилищных субсидий при ужесточении доступа к ним. При этом они должны составлять не более 10—15% от иных денежных доходов семей, чтобы не прерывать мотиваций к труду;

• существенное повышение пособий на детей (до прожиточного минимума), также с ужесточением условий доступа к ним;

• реформа образования с увеличением расходов на образование не менее чем до 5% ВВП;

• реформа здравоохранения с переходом на финансирование медицинских учреждений из бюджета через систему обязательного медицинского страхования не менее чем на 80—90%; развитие дополнительного медицинского страхования;