Тебе, с любовью... - Бриджит Кеммерер

После вчерашнего происшествия дерзости у меня поубавилось, и я, как стыдливая поклонница, мнусь у их столика, не решаясь присесть.

Первым меня замечает Рэв. На нем толстовка цвета ржавчины, огромный капюшон затеняет лицо.

– Привет, – говорит он.

Едва удостоив меня взглядом, Деклан вгоняет вилку в ломтик огурца.

– Не наоралась на меня?

Я сглатываю. Не ожидала такой реакции. Сама не знаю почему – он ведь прав: вчера я сорвалась на него. Но я наивно представляла, как подойду и он скажет: «О, привет. Вычислила меня? Прости, что удалил свой аккаунт». Вместо этого он злобно глядит на меня, жуя огурец.

– Кто там я у тебя? Алкаш и убийца? Еще хочешь в чем-то меня обвинить?

Рэв бросает на него взгляд, но ничего не говорит. Они еще в ссоре или атмосфера сгустилась, потому что я подошла? Зажатый в руке ремень маминой сумки влажен из-за вспотевших пальцев.

– Я не называла тебя убийцей.

– Это было понятно без слов.

Все идет совсем не так, как я ожидала.

– Может, перестанешь вести себя как засранец и нормально со мной поговоришь?

– Зачем? – Деклан встает из-за стола и подходит ко мне. – О чем ты хочешь поговорить, Джульетта?

Он напоминает мне подобравшегося хищника. В нем больше нет ни проблеска уязвимости. Таким все и видят Деклана Мерфи.

– Что ты хочешь? – спрашивает он.

«Хочу знать, ты ли – Мрак».

Но я не могу этого произнести. Не сейчас. Я не могу обнажить свою душу перед таким Декланом, особенно если я ошибаюсь.

– Прости, – тихо извиняюсь я.

Он недоверчиво наклоняется ко мне.

– Повтори?

– Я сказала: прости.

Я всматриваюсь в его лицо: под глазами круги, как будто он всю ночь не спал, скулы и подбородок покрыты щетиной – ему было не до бритья. Мне хочется прикоснуться к нему. Приложить ладонь к его щеке и почувствовать его тепло… или поделиться своим. Я придвигаюсь к нему.

– Прости за то, что я вчера сказала.

Стены, которыми он себя окружил, не дают ни единой трещины.

– Что тебе от меня нужно?

– Что?

– Я спросил: что тебе от меня нужно? С твоей машиной порядок. Больше я ничем не могу тебе помочь. Зачем ты пришла? Потусить из любопытства с изгоями?

– Я здесь не для этого.

– А я думаю, для этого.

– Дек, – раздается за его спиной спокойный голос Рэва. – Не вымещай злость на ней.

Деклан смотрит на меня сверху вниз, его дыхание участилось. Я не отвожу взгляда. Несмотря на его злость и агрессию, мне кажется, между нами проскакивают искры. Я снова страстно желаю, чтобы он оказался Мраком, но в то же время этого страшусь. Мне до боли хочется дотронуться до него, будто наше соприкосновение каким-то образом разрешит все загадки.

– Вот, – тихо говорю я. – Я тебе кое-что принесла.

Он ошеломленно моргает.

Я вытаскиваю из кармана рюкзака свернутую фотографию и отдаю ему. Он разворачивает ее, и между нами простирается бумажное синее небо. Деклан застывает, уставившись на снимок. Спустя минуту сворачивает его и возвращает мне.

– Если Рэв хочет видеть эту фотографию на обложке, пусть будет.

– А ты этого хочешь?

– Я пообедал, – говорит он, не обращая внимания на мой вопрос. Затем подхватывает свой рюкзак и идет прочь.

– Пожалуйста, стой, – иду я за ним. – Пожалуйста, поговори со мной. Мне нужно… Мне нужно… – Голос срывается, глаза наполняются слезами. Я не готова к такому наплыву чувств.

Мне нужен ты.

Но я не могу этого сказать. Я даже не уверена, в нем ли нуждаюсь или в другом человеке.

Деклан не бессердечен. Он останавливается. Поворачивается. Смотрит на меня. В его глазах столько чувств! С таким же выражением лица он держал для меня боксерскую грушу. «Ты такая сильная, какой я тебя и считал».

Я бы все на свете отдала за то, чтобы он сейчас прикоснулся ко мне.

Он этого не делает.

– И ты меня прости, – выдыхает он.

Отворачивается и выходит из столовой, оставляя меня в одиночестве посреди толпы школьников.

Входящие: Девушка с кладбища

Новых сообщений нет.

Каждый раз, как я говорю себе, что больше не буду проверять почту, я снова залезаю в мобильный. Невозможность написать Мраку причиняет почти физическую боль. Я мучительно переживаю мамину смерть, но теперь ощущаю и иную потерю – его намеренное отстранение. Я перечитала последнее письмо Мрака столько раз, что могу цитировать его наизусть.

«Я не нужен тебе».

Он нужен мне. Нужен.

Он нужен мне прямо сейчас, когда я взбалтываю проявитель внутри бачка, в котором лежит мамина пленка. Я давно этим не занималась, и мистер Жерарди контролирует процесс. Приготовления нужно делать в полной темноте – мы на ощупь достали пленку и намотали ее на спираль. Потом плотно закрыли бачок, и мистер Жерарди включил свет и залил внутрь проявитель.

От сильно бьющегося сердца заныло в груди.

– Ты знаешь, что на этой пленке? – спрашивает мистер Жерарди.

Поспешно мотаю головой. Я не стала говорить ему о предположении Брэндона, так как боюсь, что он может прервать процесс и позвонить моему папе. Я откашливаюсь, но мне трудно говорить из-за дико колотящегося сердца.

– Фотографии могут быть очень пикантны.

Брови мистера Жерарди ползут вверх, рука замирает над стоп-ванной.

– Пикантны?

Я краснею как помидор и выдавливаю нервный смешок.

– Не в том смысле. Возможно, это кровавые снимки из зоны военных действий.

– Ясно. – Кивнув, он продолжает готовить фиксаж.

– Там может быть абсолютно все. Съемка была ее хобби.

– Я помню.

Конечно, помнит. Я проводила в классе мистера Жерарди больше времени, чем в любом другом месте школы.

Он не сводит взгляда с химикатов, отмеряя нужное количество.

– Почему ты решила проявить эту пленку?

– Не знаю.

Мистер Жерарди молчит, не глядя на меня. Мои слова повисают в тишине, и я чувствую укол совести. Учитель знает, что я не просто так решила проявить пленку, и ждет моего признания.

– Вчера ко мне зашел Брэндон, – тихо говорю я. – Он предположил, что мама могла успеть заснять машину, которая врезалась в ее такси и скрылась с места аварии. Мы просмотрели все карты памяти, но…