Жребий викинга - Богдан Сушинский

Когда посланник прибыл в посольскую палату, в одной из комнаток которой, в шутку именуемой «посольской исповедальней», князь обычно вел переговоры с иностранцами, то обнаружил, что там уже находится инок Киево-Печерского монастыря Иларион. По тому, сколь недобро и подозрительно византиец взглянул на монаха, князь понял, что тот хотел бы переговорить с ним с глазу на глаз, однако не мог же он в угоду иноземцу выставить из комнаты старшего воспитателя своих детей. И потом, для князя важно было, чтобы какие-то сведения Иларион получал из первых рук, задавая собственные вопросы. Тем более что на Илариона у него уже были особые виды.

— Все познания в этом мире начинаются с книг, — молвил князь, как только слуга поставил перед гостем кружку хмельной медовухи, точно такой же, какая была преподнесена правителю и черноризцу.

— Истинно так, — вежливо склонил голову Визарий и тотчас же взялся за колокольчик, которым обычно вызывал собственных слуг. Вот и сейчас один из них внес небольшой, обшитый кожей сундучок, поставил перед хозяином и тотчас же открыл его.

— Мне сказали, что вы привезли несколько книг.

— Я не сомневался, что прежде всего вас заинтересуют византийские книги, а уж затем станете интересоваться придворными и политическими интригами.

— О которых вы безо всякой оглядки можете говорить в присутствии отца Илариона, благочестивейшего из церковных мужей Руси.

— Благочестивейшего? — неожиданно спросил Визарий, оценивающе присматриваясь к монаху-книжнику, но тут же поспешно подтвердил: — Истинно так, истинно. Прежде всего, я привез вам сочинение патриарха Фотия «Мириобиблион»[72], которое вы давно желаете видеть в своем личном собрании фолиантов, великий князь, — выложил он перед правителем толстую, украшенную всевозможными рисунками книгу в массивном кожаном переплете, с двумя серебряными застежками. — Есть также сочинения императора Константина Багрянородного[73]«О церемониях» и «Об управлении империей». А еще — новый список[74]сочинения болгарского черноризца Храбра «Рассуждение о славянском языке», который надобно перевести на язык Руси, — мельком взглянул он на Илариона, рассчитывая, что уж он-то, монах-книжник, должен оценить появление в княжеской или монастырской библиотеке столь ценного трактата. В эти минуты он вел себя, как купец, которому следует сбыть особый товар, значение которого понятно только человеку знающему.

— Эта книга нас тоже заинтересует, — заверил его Иларион, мысленно прикидывая, сколько этот хитрый ромей отважится запросить за болгарский фолиант.

— И наконец, — лукаво улыбнулся Визарий, — в ваших руках, великий правитель, может оказаться только что появившийся в Константинополе эпос «Сказание о Дигенисе Акрите»[75], который способен увлечь всякого, кто восхищается рыцарскими поэмами.

Князь удостоил беглым вниманием каждую из книг, условился с посланником, что о цене с ним будет договариваться монах Григорий, который являлся скупщиком рукописей и фолиантов для монастырской библиотеки, и сказал:

— Я умею вознаграждать откровенность людей, чьи сведения для меня очень важны. Точно так же умею держать в тайне имя человека, который на эти сведения расщедрился.

— Это делает вам честь, правитель, — вновь почтительно склонил голову Визарий, давая князю понять, что готов перевоплотиться в его ромейского агента.

— Мне бы хотелось знать, чем озабочены сейчас при дворе византийского правителя.

Ромей прекрасно понял, что князь имел в виду, поэтому медленно сложил книги обратно в сундучок, выигрывая таким образом несколько минут, чтобы сосредоточиться.

— Для начала я хотел бы сказать о том, что должно тревожить могучих соседей Византии, в том числе и Русь.

Князь Ярослав и монах понимающе переглянулись. Именно это интересовало их прежде всего.

— Говори, как есть, — обронил правитель Руси. — Коротко и понятно, разъясняя все то, что требует разъяснений.

— Истинно так, истинно… Все идет к тому, досточтимый, что борьба за престол в Константинополе все еще не завершена.

Визарий выдержал паузу, наблюдая за тем, какую реакцию это произведет на князя.

— В мире не существует ни одной державы, в которой эта борьба была бы завершена или изжита, — покровительственно улыбнулся Ярослав.

— Достаточно окинуть взором то, что происходит на Руси, — поддержал его Иларион.

— Вы имеете в виду битву с князем Мстиславом? — кивнул ромейский посланник. — Сейчас все идет вот к чему: или к власти, реальной, «коронованной» власти, придет императрица Зоя[76], или же Македонская династия[77]Византии вообще будет отстранена от трона. Уже в 1028 году, в предсмертные дни императора Константина Македонянина, когда стало ясно, что у него нет наследников по мужской линии, враги Македонской династии требовали привести к власти представителей влиятельного рода Комнинов. Но Константин выдал свою дочь Зою за аристократа Романа Аргира, вступившего на престол под именем Романа III, рассчитывая, что реальной властительницей будет она, Македонянка. На самом же деле Роману досталась всего лишь корона, а властвовать стал его ближайший сподвижник евнух Иоанн.