Отзвуки эха - Даниэла Стил

Амадея не знала, что сестра Тереза Бенедикта во Христе, в миру Эдит Штайн, и ее сестра Роза были арестованы в голландском монастыре и отправлены в Освенцим. И именно в тот день, когда Амадея прогуливалась с Жан-Ивом в саду меленской фермы, Эдит Штайн погибла в газовой камере.

— И вы вернетесь в монастырь после войны?

— Да, — уверенно кивнула Амадея. Именно эта мысль и помогала ей держаться.

— Какая бесцельная жизнь! — воскликнул Жан-Ив.

— Ничуть. Это прекрасная жизнь!

— Как вы можете так говорить? — возмутился он. — Столько лет провести взаперти, за стенами монастыря. Да вы совсем и не похожи на монахиню.

— Еще как похожа, — спокойно возразила Амадея. — И мы постоянно трудимся. Работаем целыми днями и молимся за всех вас.

— Вы и теперь молитесь?

— Конечно. В такое время, как сейчас, следует молиться еще больше. С утра до вечера.

Особенно за того человека, причиной смерти которого она невольно стала. Того, кто спас ее от лагеря. У Амадеи перед глазами до сих пор стояли лицо Вильгельма и багровая лужа вокруг его разбитой головы. Она знала, что угрызения совести будут терзать ее до конца дней. И что каяться ей тоже до конца дней. Отмаливать страшный грех убийства.

— Вы помолитесь за моих братьев? — неожиданно спросил Жан-Ив, останавливаясь, чтобы взглянуть на нее. Он выглядел моложе, чем она, хотя был старше годами. Амадея временами чувствовала себя очень старой, вероятно, потому, что устала душой. Слишком много пришлось ей повидать, слишком многое пережить. Куда больше, чем большинству немцев.

— Ну конечно. А где ваши братья? — в свою очередь, поинтересовалась она, тронутая его просьбой. Сегодня же вечером она помолится за неизвестных ей людей.

— Их расстреляли нацисты две недели назад в Лионе.

Они были в отряде Мулена.

От Сержа Амадея знала, кто такой Мулен. Герой Сопротивления, чье имя было известно каждому французу.

— Мне очень жаль. А кто-нибудь еще у вас есть? — осторожно спросила Амадея, надеясь, что он не остался один, но Жан-Ив только покачал головой:

— У меня никого нет. Отец погиб, когда я был ребенком. Несчастный случай во время ловли рыбы. Мать умерла в прошлом году. Заболела воспалением легких, и мы не смогли достать лекарство.

Теперь понятно, почему он такой грустный. У бедняги больше нет семьи, нет никого, кроме этих родственников здесь, в Мелене. Амадея подумала о судьбе своих родных.

— Мои мать и сестра тоже скорее всего погибли. А если и живы… Нет, вряд ли. Год назад их отправили в Равенсбрюк. Сестре было всего шестнадцать. А отец умер, когда мне было десять. Его сбросила лошадь. Мать была еврейкой и перешла в католичество, чтобы выйти замуж за отца. Обе семьи от них отказались. Родных матери выслали в лагерь после «хрустальной ночи». Отец был французом и католиком, сыном графа. Тогда шла Первая мировая война, и немцы воевали с французами. Люди способны на такие глупости! Представляете, отца и мать так и не простили.

— Они были счастливы? — Казалось, Жан-Ив интересовался искренне, и Амадею это тронуло. Она почувствовала, что у нее появился новый друг. Новый друг в эти тяжелые времена? Невыносимо тяжелые времена.

— Очень. Они так любили друг друга. Я и не представляла, что можно так любить.

— Как по-вашему, они жалели о том, что сделали? Я имею в виду, ослушались родителей.

— Никогда. Они никогда об этом не пожалели. И жили очень дружно. Но после смерти отца мама уже больше не была прежней. Из нее словно ушла жизнь. Моей сестре тогда было только два года. Я стала заботиться о ней. Мама почти не обращала на нас внимания, и сестра стала моим ребенком, — рассказывала Амадея, не скрывая слез. Она так давно не говорила о Дафне, и на сердце вдруг стало невыносимо тоскливо. Как ей не хватает матери и сестры!

— Наверное, таких, как мы, кто потерял всех, сейчас очень много. Мои братья были близнецами, — почему-то добавил Жан-Ив, словно это теперь имело какое-то значение. Очевидно, имело. Для него.

— Я буду молиться за них сегодня. И за вас.

— Спасибо, — мягко поблагодарил он. Они медленно возвращались на ферму. Эта девушка нравилась ему, хотя казалась старше своих лет. Но во время войны взрослеют рано. А ей столько пришлось пережить. Правда, ему до сих пор было трудно поверить, что она монахиня, как и понять, зачем ей нужно возвращаться в монастырь. Но именно призвание придавало этой девушке серьезность и уверенность, которые пришлись ему по нраву. Уже одно ее присутствие утешало. Жан-Ив чувствовал себя в полной безопасности рядом с ней и знал, что безопасность эта не кажущаяся.

— Завтра я заеду за вами. Наденьте что-нибудь темное. Когда мы идем туда, обычно черним лица. Я принесу вам ваксу.

— Спасибо, — усмехнулась Амадея.

— Рад был познакомиться, Амели. Вы хороший человек.

— И вы тоже, Жан-Ив.

Он проводил ее в дом, попрощался и завел мотор машины. Возвращаясь на ферму, где жил сейчас, Жан-Ив ощущал непривычную радость от сознания того, что она будет за него молиться. В этой девушке было что-то, заставлявшее верить, что Бог к ней прислушается.

Назавтра Жан-Ив заехал за ней в десять вечера. Он сидел за рулем старого грузовика с выключенными фарами. С ним был еще один человек: крепкий рыжеволосый деревенский парень Жорж. Жан-Ив дождался, пока Амадея усядется, и только тогда познакомил ее с Жоржем.

Амадея весь день усердно трудилась на ферме, став неоценимой помощницей тетке Жан-Ива. Та не могла нарадоваться на девушку, не знала, как ее благодарить. К тому времени как появился Жан-Ив, старики уже были в постели. Вопросов они не задавали, очевидно, хорошо зная, зачем приехал племянник, и ни словом не обмолвились о том, чем Амадее предстоит заняться сегодня ночью. Они просто пожелали ей спокойной ночи. Через несколько минут грузовик отъехал от дома. Старики услышали рев мотора, молча погасили свет и укрылись одеялами.

Как и велел Жан-Ив, на Амадее была темная одежда. Они сразу направились в поля. Дорога была неровной, но все молчали, хотя и подскакивали на каждой выбоине.

Грузовик остановился в небольшой рощице, где были припаркованы еще две машины. Всего тут собралось восемь человек. Амадея была девятой. Никто не разговаривал. Жан-Ив вручил ей баночку с ваксой, и она вымазала лицо. Если их поймают, такая маскировка выдаст всех и сразу, но в темноте это хоть как-то защищало от возможных преследователей.

Едва в небе раздалось характерное жужжание, мужчины разошлись широким веером и побежали, вынимая на ходу фонарики. Еще несколько секунд — и над Амадеей распустился купол парашюта, к которому был прикреплен большой тюк. Мужчины выключили фонари, и самолет, сделав круг, улетел. На этот раз все прошло благополучно. Дождавшись, пока парашют опустится на землю, все кинулись к нему. Добежавшие первыми отстегнули парашют и стали зарывать его в землю. Остальные потрошили тюк. Там оказались автоматы и боеприпасы, которые поспешно погрузили в грузовики. Еще двадцать минут — и все разъехались. Жан-Ив снова сел за руль и повез Амадею на ферму. Он уже успел стереть ваксу с лиц.