Родина - Фернандо Арамбуру

И она тут же принялась жаловаться и причитать. Мол, Хосе Мари во Франции, денег, мол, едва-едва хватает, чтобы прожить от зарплаты до зарплаты.

– А если я возьму кредит?

– У кого?

– У Чато. Раньше вы были большими друзьями.

И тут же на смену жалобам и причитаниям пришли крики и обвинения, и она так разошлась, так рассвирепела, что Горка никогда больше даже не упоминал в родительском доме о какой-то там учебе.

– Да, помню, и тогда ты поговорил со мной? Но я ничем не могла тебе помочь. Клянусь. С моим-то скромным заработком продавщицы в обувном магазине… Кроме того, мы с Гильермо тогда уже решили пожениться и считали каждую песету.

– Я тебя прекрасно понимаю. И никакой обиды у меня не осталось. Мало того, потом, года через два или три, я мог бы и сам оплатить себе учебу, но было уже поздно, мой поезд ушел. Сейчас в Бильбао дела у меня идут неплохо. Зарабатываю какие-то деньги на радио – немного, конечно, зато получил возможность заниматься тем, что мне больше всего нравится, – я пишу. Видишь, и книжка у меня вышла. В следующем году, дай бог, выйдет вторая. Меня приглашают на встречи с читателями в разные икастолы. Платят за это хорошо, даже очень хорошо. Я ведь способствую распространению баскского языка. Вот так и живу. А ты?

Аранча положила руки на живот:

– Вот и я буду жить. Через четыре месяца, если ничего не случится.

– А имя для моего племянника уже придумали?

– Разумеется. Реституто[69].

– Я серьезно.

– Эндика или Айтор. Одно из двух. Тебе какое больше нравится?

– Эндика, пожалуй, больше.

Нерею приводил в восторг лозунг, который был у всех на устах и который можно было встретить повсюду: “Молодежь – веселая и боевая”. И она голосовала, чувствуя себя веселой и боевой, за “Эрри Батасуна”. Ей и в голову не приходило, что можно поступать как-то иначе. Правда, если честно признаться, веселье ей нравилось больше, чем боевые подвиги. Швырять камни, поджигать, переворачивать машины? Это для парней. Так считала она сама, и так считали ее подруги. В общем, как только начиналась какая-нибудь заварушка, девицы быстренько сматывали удочки: пошли отсюда, мы им будем только мешать.

Зато они ходили – это уж непременно – на любые митинги и манифестации, потому что в их поселке вся молодежь в них участвовала. В том числе дети макето и, само собой, дети алькальда, который был членом Баскской националистической партии. Один из его сыновей учился вместе с Нереей, и они, не отставая от других студентов, разворачивали лозунги, расклеивали плакаты, раздавали брошюры или делали надписи на факультетских стенах.

В Аррасате (Биттори называла его Мондрагон[70]) Нерея ездила в марте 87-го. О последних событиях она узнала в таверне “Аррано”.

– Что они говорят?

– Что погиб Чомин Итурбе[71].

– Каким образом?

– В Алжире в автокатастрофе.

– Точно?

– Да разве в таких делах можно хоть что-нибудь сказать точно?

Кто знает, может, это секретные агенты испанского государства или убийцы из GAL подстроили катастрофу, повредив тормоза. Если судить по выражению лиц, многие склонялись именно к такому объяснению. Пачи снял со стены портрет погибшего в рамке. Провел по нему тряпкой и поставил на барную стойку, где каждый входящий мог его увидеть.

В ближайшие дни газеты подтвердили официальную версию. В той же машине ехал алжирский полицейский, он тоже погиб. Была там и еще одна пассажирка, член ЭТА, но для нее вся история кончилась всего лишь загипсованной рукой. Сплошное вранье. Но, как говорила кому-то шепотом и с глазу на глаз Аранча, у которой брат во Франции обучался убивать, если только уже не включился в активную борьбу: в нашей стране правда умерла давным-давно.

– Ты что, тоже собралась туда ехать?

Биттори планы дочери совсем не понравились.

– Конечно, ama. Вся молодежь из нашего поселка туда поедет.

Вся? Аранча не поехала. Еще накануне, в субботу, она объявила, что плохо себя чувствует. Температура, озноб – наверняка простудилась. Подруги дружно решили, что лучше ей поскорее пойти домой и лечь в постель. Горячее молоко с медом – и давай потей под кучей одеял. Не исключено, что, приняв такие меры, утром она проснется вполне здоровой и сможет вместе с ними поехать в Аррасате на похороны/чествование погибшего героя. Так что Аранча распрощалась с ними довольно рано. А ее подруги по дороге на дискотеку обсуждали завтрашнюю поездку.

Было известно, что утром с площади туда отправятся два автобуса (все расходы берет на себя мэрия). Но подругам хотелось добраться до места самостоятельно, то есть на машине Нереи. Ну, лучше было бы сказать, на машине Чато, которую Нерея у отца попросит, а он наверняка не откажет, так как по воскресеньям она ему не нужна и, кроме того, он вообще никогда и ни в чем дочери не отказывает.

– По-моему, ты поступаешь неправильно.

– Да ладно тебе, мама. Едут мои подруги. Что они обо мне подумают, если после того, как мы обо всем договорились, я позвоню и скажу, что лучше им на меня не рассчитывать? Даже Аранча, которая совсем раскисла, пораньше отправилась домой, чтобы отлежаться и завтра поехать вместе со всеми.

– Разве ты не знаешь, что этот человек был одним из руководителей ЭТА и по его приказу убили много людей?

Нерея закатила глаза, терпение ее было на исходе:

– Пойми, мама, Чомин много лет стоял во главе борьбы нашего народа. Он бросил все – дом, работу, семью – ради Эускаль Эрриа. А сколько раз его хотели убить! Для баскской молодежи он идол. Герой. Да что там герой! Бог. Так что сделай мне такое одолжение: когда выходишь на улицу или заглядываешь в лавки, прикуси язык, прежде чем сказать о нем хоть одно дурное слово, иначе наживешь себе неприятностей, а заодно и меня подставишь. И еще: разве ты хоть что-нибудь понимаешь в политике? Твое дело – молиться и ходить к причастию, а уж нам позволь заниматься нашими делами.

Десять вечера. Чато еще не вернулся из своего гастрономического общества, где он сейчас, надо полагать, заканчивает ужин. Наверняка домой вернется не слишком поздно, так как на следующий день ему предстоит воскресный этап на велосипеде и вставать придется рано. Когда он пришел, Нерея уже легла спать. В те времена никто еще ничего не писал против Чато на стенах домов, он по-прежнему наведывался в бар и по субботам ужинал с друзьями, но уже успел получить не одно письмо от организации. Однако Нерея об этом понятия не имела. Как и Шавьер. Супруги долго перешептывались в постели.