Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов

Визит Даршкевича продолжался около четырех часов. Владимир Ильич заметно повеселел, и когда Ливерий Осипович уже спускался по лестнице, его догнала Мария Ильинична и сказала: «Брат стал совсем другой»457 458.

6 марта, в Доме союзов на Большой Дмитровке, Ленин выступает на утреннем заседании коммунистической фракции V Всероссийского съезда рабочих металлистов. О том, что Ленин нездоров, многие знали. И он не стал скрывать этого от рабочих. Владимир Ильич прямо сказал, что болезнь «несколько месяцев не дает мне возможности непосредственно участвовать в политических делах и вовсе не позволяет мне исполнять советскую должность, на которую я поставлен». Но прозвучала и оптимистическая нота: «Я имею основания рассчитывать, — сказал Ленин, — что через несколько недель я смогу вернуться к своей непосредственной работе»459.

В начале своего выступления он предупреждает делегатов, что не собирается затрагивать темы, стоящие в повестке дня съезда. Свою задачу он видит в том, чтобы «поделиться своими выводами и соображениями по вопросу о главных задачах политики». Обуславливается это тем, что и в международном и во внутреннем положении страны происходит «некоторый перелом», который должен «вполне понять» каждый сознательный рабочий. Ибо именно они, даже не являясь сотрудниками госучреждений, несут на своих плечах «громадную долю государственной работы»1.

В чем смысл этого перелома?

Советская власть вышла победителем из тяжелейшей гражданской войны. И всем известно, какая цена уплачена за эту победу: «Редко можно найти ту семью, такого красноармейца в России, — говорит Ленин, — которые этого не знали бы, и не только из газет, циркуляров или приказов, а из своей деревни, где он видел калек, видел семьи, которые эту войну выдержали, где он видит неурожай, голод мучительный и разорение, дьявольскую нужду и знает, чем они вызваны, хотя он не читает парижских изданий меньшевиков и эсеров, чтобы объяснить это злокачественными свойствами большевиков». И наиболее прочное настроение в массе — это настроение «отпора тем, кто навязал нам и поддержал против нас войну Колчака и Деникина»460 461.

А ведь именно с ними, с державами, участвовавшими в «крестовом походе» против Советской России, расчленявшими ее на сферы влияния, мы идем теперь на переговоры в Генуе. «Каждый крестьянин и каждый рабочий знает, — говорит Ленин, — что он воевал с этими державами и что они его не победили»462. Это прочно вошло в историческую память народа.

Но сегодня важно понять, что при том голоде и разрухе, в которых мы находимся, мы идем в Геную не ради международного престижа, а как купцы, ибо для восстановления страны торговля с капиталистическими странами «безусловно необходима». И они тоже осознали, что и им «надо торговать с Россией-, они знают, что без тех или иных форм экономических взаимоотношений развал у них будет идти дальше, как он шел до сих пор…»463

Что же касается угроз поставить Россию в Генуе на колени, «в “положение испытуемой”, то мы еще посмотрим, кто кого. Мы уже испытывались… Пугать нас пустячками не следует, ибо от этого только потеряют престиж те, кто пугает… Всякие попытки навязать нам условия, как побежденным, есть пустой вздор, на который не стоит отвечать»464.

Перелом происходит и во внутреннем положении России, и «нужно отметить, что у нас до сих пор замечается большая нервность, почти болезненность, при обсуждении этого вопроса…»1 Да, переходя к НЭПу, мы в определенном смысле отступили. Но от чего, куда и насколько?

«Если кто помнит, — говорит Ленин, — что было в октябре 1917 года… то он знает, какую массу компромиссных предложений делали тогда большевики по отношению к буржуазии», дабы, «выражаясь по-мужицки, без скандала это уладить». Увы, компромисс был отвергнут. Началась война. Что ж — «пеняйте на себя, друзья!» Такова логика борьбы465 466.

За три года гражданской войны, продолжал Ленин, мобилизуя на борьбу все человеческие и материальные ресурсы, мы зашли дальше, чем предполагали после Октября, и многие шаги в сфере народного хозяйства были не экономическими, а сугубо политическими мерами. И произошло это не в силу каких-либо доктринальных идей, якобы вычитанных у Маркса.

«…Нам пришлось проделать войну с неприятелем, превышающим наши силы в сто раз; понятно, что пришлось при этом идти далеко в области экстренных коммунистических мер, дальше, чем нужно; нас к этому заставляли… Мы завоевали громадные позиции, и если бы, начиная с1917по1921 год, мы не завоевали себе этих позиций, у нас не было бы пространства для отступления — и в смысле географии, и в смысле экономическом и политическом»467.

Главное теперь — это «вопрос о границах отступления». Это вопрос о том — где и чем мы можем поступиться. Ответ определился вполне. Требования крестьянства в основном удовлетворены. Какие уступки сделаны буржуазии в городе и деревне — известно. На какие уступки иностранному капиталу готова пойти Советская власть — тоже известно. Теперь мы, заключает свою мысль Ленин, «можем сказать с полной твердостью, что отступление, которое мы начали, мы уже можем приостановить и приостанавливаем… Достаточно. Дальше назад мы не пойдем, а займемся тем, чтобы правильно развернуть и группировать силы»468.

Прежде всего это касалось самой правящей партии — РКП(б). С тех пор как она стала у власти, к ней неизбежно стали примазываться различного рода проходимцы, карьеристы и просто жулики. В декабре 1921 года закончилась чистка, из РКП(б) исключили и выбыло более 24 % ее состава. «После того как мы начали чистку партии, — напомнил Ленин, — и сказали себе: “Шкурников, примазавшихся к партии, воров — долой”, стало у нас лучше. Сотню тысяч, примерно, мы выкинули, и это прекрасно, но это только начало»1.