Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

– Все равно не понимаю, – объявила она.

«Этого я от тебя и не ждала».

Возможно, взор Луны туманило прикосновение к бренному миру людей, однако порой ей казалось, будто она много старше лесной эльфийки, что стоит рядом.

– Быть может, смогла бы понять, если б чаще видела смертных.

Нет, она вовсе не имела в виду намекать на заботы, омрачавшие ее мысли, однако Иррит обо всем догадалась – ведь эти заботы не оставляли Луну ни на минуту.

– Ты еще вернешься домой, государыня, – сказала она, глядя на Белую Лошадь, словно Лондон простирался там, прямо перед ними, а вовсе не далеко на востоке, согласно ее же недавнему напоминанию. Лондон… а с ним и Халцедоновый Чертог, и могила Майкла Девена, которой Луна не видела уж девять с лихвою лет. – А когда вернешься, может, и я с тобою отправлюсь.

Собор Св. Павла, Лондон, 14 июля 1658 г.

Невдалеке, в темноте, негромко заржал и топнул копытом конь. Звук отразился эхом от массивных каменных колонн и высоких – куда как выше, чем в любой конюшне на свете – сводчатых потолков.

Энтони замер, беззвучно втянув воздух ртом. Наконец, слыша, что больше никто и не шелохнулся, он вновь отважился двинуться вперед, к нефу оскверненного Святого Павла, осторожно нащупывая дорогу среди обломков скамей и хоров на полу, стороной огибая стойла спящих коней Армии нового образца.

«Наследие папизма», собор вот уже десять лет терпел надругательства благочестивых реформаторов, рьяно стиравших все следы католичества не только в духовном, но и в земном, вещном мире. Сквозь бреши в кровле южного трансепта[50] и в прочих местах внутрь капал дождь, в выбитых окнах (от «идолопоклоннических» витражей не осталось и памяти) свистел ветер. Снаружи, под портиком, в наскоро возведенных среди колонн классического фасада, коим Иниго Джонс украсил западную сторону выщербленного временем здания, спали белошвейки. Пол от стены до стены покрывал толстый слой грязи.

Впрочем, сейчас подобное небрежение играло Энтони на руку. Будучи пойман, он попросту прикинется нищим, укрывшимся от дождя, что барабанит по свинцовой кровле над головой. И никто в сем не усомнится. Быть может, расквартированные здесь солдаты объявят его бродягой и погонят плетьми назад, в приход, который он назовет своим, однако богатого баронета с Ломбард-стрит, некогда заседавшего в Ратуше и в парламенте, в нем ни одна живая душа не признает.

Да, того, прежнего Энтони давно не стало. Ныне место его занял совсем другой человек – говоря откровенно, недалеко ушедший от нищего бродяги.

Стоило опуститься на колени в центре нефа, руки предательски задрожали. Колени – тоже, точно голодал две недели кряду. Под ложечкой засосало от отчаяния, как будто у горького пьяницы, которому нечего выпить, а в голове раз за разом крутилось одно: «Не могу я так больше. Не могу».

Который год одна и та же присказка… однако он каким-то чудом держался.

Беззвучно шевеля дрожащими губами, он забормотал молитву – импровизированную, экспромт, на манер индепендентов:

– Господи Всемогущий, сжалься над скромным сыном Твоим. Может, все это – кара за мои прегрешения, но, молю Тебя, позволь уж пройти, иначе тут мне и гибель.

Загаженные, испятнанные, растрескавшиеся каменные плиты без звука раздвинулись, открывая проем в полу собора. Проем был темен, однако ноги знали дорогу на ощупь, и Энтони, не споткнувшись, сошел вниз. Плиты сомкнулись над его головой.

Изо всех сил сдерживая одышку, он грузно опустился на нижнюю ступеньку. Вокруг веяло приятной прохладой, но для него она была все равно, что спасительное тепло, охватившее тело после долгой зимней вьюги. Прильнув к стене, он невольно всхлипнул – столь сладостны были объятия Халцедонового Чертога.

«Сколько же я еще вытерплю?»

Когда Луна с придворными бежали из Лондона, ни он, ни она не понимали, к чему это приведет. Королева и Принц были связаны с Чертогом накрепко, и если оба оставят его… Впрочем, появится ли тогда у Видара шанс объявить себя королем, они так и не выяснили.

Дело было в другом. Луна вполне могла прожить и вне дворца – разве что со временем утратила бы право на власть. Энтони же не мог.

Дрожь в теле не унялась – напротив, усугубилась. Заливаясь слезами, Энтони крепче прижался к камню. Ничего, это сейчас пройдет. Некоторое облегчение приносило время, проведенное в других владениях дивных, и визиты сюда он оттягивал, как только мог. Появляться в Халцедоновом Чертоге ему было небезопасно. Однако, в конечном-то счете, став Принцем Камня, он связал себя именно с этим местом – с этим, а не с каким-то иным. А люди, настолько затронутые миром дивных, покидая его, умирали.

А если он умрет, Видар может победить.

Посему Энтони просто не мог позволить себе умереть.

Но – Господи, спаси и сохрани – порой этого так хотелось! Особенно в ту пору, когда влечение набирало силу, а на ум приходили опасности, ожидающие внизу. Этот вход был одним из трех, о которых Видар, похоже, не знал, а для Энтони – самым безопасным, ведь находился он под собором, там, где дивным весьма и весьма неуютно. Вдобавок, пробраться к Святому Павлу было куда как проще, чем за толстые стены Лондонского Тауэра. Что до третьего входа…

Да, Видар знал, что Лондонский камень неотделим от Халцедонового Чертога, но даже не подозревал, почему. Столь глубоко в устройстве дворца среди дивных разбирались считаные единицы, и где расположены изначальные входы, было известно лишь им. Столь же немногие знали, где находится Лондонский камень, основа всего Чертога. Бренная его часть покоилась на Кэннон-стрит, у всех на виду, а вот дивное ее отражение скрывалось за тем самым троном, который Видар объявил своим. И он, Энтони, не выдаст тайника узурпатору ни словом ни делом. Потому-то он и прятался здесь, сжавшись, как крыса в норе, изо всех сил стараясь не издавать ни звука и молясь о том, чтоб никто из случившихся рядом дивных его не услышал. Все так же, сидя на нижней ступени лестницы, он уснул, а проснулся в мучительном окоченении. Коснувшись стены, он почувствовал, что проспал целый день, и теперь наверху снова ночь. Раз так, можно выходить. Сейчас ему ничто не грозит. Сейчас – безопаснее всего.

Подъем… Он был самой тяжелой работой за всю его жизнь и с каждым разом становился все тяжелее. Заставив себя встать на ноги, Энтони заковылял наверх, сквозь кромешную тьму, и вскоре Халцедоновый Чертог остался позади.

Кузница Велунда, Беркшир, 6 августа 1658 г.

Закат украшал стволы буков рыжеватыми теплыми пятнами. В воздухе веяло медвяными ароматами бузины и мирриса. Стоя перед длинным, невысоким курганом, надежно укрытым от взоров стеною деревьев, Луна смотрела, как Тейрнгар[51], дивный гончак, подаренный Лисликом, принюхивается к лесной опушке в безуспешных поисках, за кем бы это погнаться. В отличие от дарителя, пес оказался ей верен, и со временем Луна привыкла не вспоминать лица изменника всякий раз, как бросит взгляд на него.