Призрак кургана - Юхан Теорин

Весной участились попытки побегов. Влад никогда не сомневается – стреляет на поражение. Расставляет ноги для устойчивости и стреляет. Полынин даже наградил его за бдительность – грамота и денежная премия. Сто рублей.

А потом началось лето. Тепло пришло волнами откуда-то из тайги. Побеги почему-то прекратились, но и работать стали хуже.

Газет в лагерь почти не привозят, но можно было догадаться, что в Советском Союзе наступило своего рода затишье. Кулаки раскулачены, коллективизация закончена, иностранные шпионы разоблачены и уничтожены. Наступает светлое будущее.

В начале июля у Полынина появляется новый зам. Лейтенант Беридзе с горящими черными глазами, откуда-то из южных краев. Новенькая форма с эмблемой на рукаве – меч, разрубающий змею.

Полынин собрал вохру в комендантском бараке, но держит речь Беридзе.

– Важные новости, – сообщает лейтенант. – Враги окопались на юге, и в городах, и в сельской местности. Их больше, чем мы думали. Огромный заговор, тысячи заговорщиков, которые только и мечтают уничтожить советскую власть.

– Кулаки, что ли? – спросил один из охранников.

– Кулаков больше нет, – отвечает Беридзе решительно. – Но эти еще хуже. Еще опасней. Эти притворяются интеллигенцией. Троцкисты. Фанатики.

– И что они там? Войну, что ли, объявили?

– Да, – без секундной заминки подтверждает Беридзе. – Да, это война. Они начали необъявленную войну. Враги маскируются под честных людей, пытаются слиться с массой. А потом наносят удар, как правило, исподтишка. Вредительство, беспорядки. Они не гнушаются и убийством. Вспомните, как погиб товарищ Киров.

Наступает тишина. Да, конечно, все помнят, как погиб товарищ Киров. Полтора года назад. Секретарь ленинградской парторганизации, замечательный человек. Популярен, говорят, был очень, почти как сам товарищ Сталин. И его прямо в коридорах Смольного застрелил какой-то сумасшедший.

– Руководит всей этой нечистью не кто иной, как предатель Троцкий. Дергает ниточки из-за границы.

Троцкий… Арон смутно припоминает: кто-то ему говорил, что когда-то Сталин и Троцкий были лучшими друзьями. Соврал, должно быть.

– Но мы с ними разберемся. – Беридзе впервые улыбнулся. – На днях прибывает поезд с группой прожженных троцкистов. Они будут жить в отдельном бараке.

Он позировал, опершись на трость. Затвор щелкал и щелкал. Герлофу было немного не по себе от этой фотосессии на кладбище, но это была его идея. Никто его не заставлял. Только для пользы дела, уговаривал он себя.

Только чтобы как-то выманить Арона Фреда.

Он поднял глаза. Фотографировал не кто иной, как ветеран Бенгт Нюберг, корреспондент местной газеты. Он писал обо всем, что происходило на севере Эланда.

– Я читал твою заметку о желудочном гриппе, – сказал Герлоф.

– В «Эландике», да. – Бенгт был явно доволен, что кто-то читает его заметки. – Они хотели бы спустить эту историю под сурдинку, но не на того напали. Больше сотни случаев! Только представь – такая куча людей одновременно блюет и дрищет… Подумай только – канализация забилась!

– А сам-то ты не заболел?

– Нет… к тому же эпидемия какая-то странная. Ограниченный очаг – и больше нигде. Думаю, дело в их водопроводе. Какой-нибудь микроб или паразит, шут их разберет. Я не пью воду из-под крана.

– Ой… – Герлоф горестно покачал головой. – И надо же, в разгар сезона…

– Ла… Клоссам не позавидуешь. А остальные руки потирают – довольно много людей из «Эландика» сбежало в другие места.

Разговор увял. Герлоф огляделся – заботливо постриженная трава, ровные ряды каменных надгробий. За семьдесят лет их заметно прибавилось. И жена Герлофа, и многие, многие родственники – все тут.

Надо, наконец, объяснить Бенгту ради чего он все это затеял.

– Вот здесь где-то это и случилось, – сказал он. – Не могу сказать точно где именно, помню только, что поблизости от кладбищенской стены.

Нюберг пощелкал затвором – Герлоф театрально указывает палкой в неизвестном направлении.

– А что это была за могила?

– Точно сказать не могу… я много могил копал тем летом. Но где-то здесь…

Он, разумеется, врет. Ему не хочется, чтобы фамилия «Клосс» упоминалась в газете. Кенту это вряд ли понравится.

– Но стук этот я даже сейчас слышу, – продолжил Герлоф. – Три раза, потом еще три. И звучно так. Мы, конечно, сразу разгребли, что успели накидать, вытащили гроб и позвонили доктору Блуму. Прикатил на своем велосипеде, посмотрел на покойника. Ничего, говорит, сделать не могу.

– Но он был мертв? Этот… в гробу?

– Мертвее некуда.

Лень был такой же жаркий и солнечный, как тогда, и Герлофа окатило странное чувство – будто и не было этих лет, будто и не прошла вся жизнь, будто все здесь так и стоят в недоумении – священник, врач, братья Клосс и могильщик Бенгтссон чуть позади. И Арон Фред в сторонке.

Нюберг сделал еще один снимок, черкнул что-то в блокноте и бросил на Герлофа довольный взгляд.

– Леденящая душу история, – сказал он. – Загадка года.

– Напишешь?

– Ла… не все, конечно, что ты нарассказывал. Один снимок и короткий текст. В верстке всегда найдется пустое место.

– И когда?

– Не могу сказать. Завтра, если повезет. Коммунальное управление только-только вернулось из отпуска, так что дефицита в новостях нет. И все прочее… сам знаешь.

Герлоф понял, что имеет в виду репортер – две смерти на прошлой неделе. Эйнар Балл и Петер Майер. А вышедшее из отпуска «коммунальное управление» – один человек. Леннарт Ноль.

– И напиши что-нибудь вроде: «Герлофу очень хотелось бы повидаться с кем-то из свидетелей того случая».

– Свидетелей?

– Ну да. Вдруг кто-то знает, почему покойнику вздумалось стучать в крышку гроба.

Бенгт кивнул. Не стал спрашивать, какие могут быть свидетели через семьдесят лет, если сам Герлоф тогда был мальчишкой.

Они расстались у ворот кладбища. На прощание Бенгт поделился пришедшей ему в голову рубрикой:

ГЕРЛОФ ВСЕ ЕЩЕ СЛЫШИТ СТУК В МОГИЛЕ.

Для журналиста сенсация – хлеб насущный. Они даже и думают сенсациями.

Но когда Герлоф двумя днями позже открыл газету, остался доволен. Статейка была на видном месте и наверняка многими прочитана. Свидетели… конечно же никого нет в живых, кроме него.

Кроме него и, возможно, Арона Фреда.

Живот успокоился, и жить стало веселей – на следующее утро Лиза чувствовала себя совсем здоровой и с утра пошла на пляж. Камни на берегу уже успели нагреться, идти было легко и приятно. Она пробежала по мосткам до самого конца и прыгнула в воду – решительно, ни на секунду не задержавшись. Вода теплая, больше двадцати, песок на дне мягкий. Все в порядке. Можно расслабиться.