Жемчужина страсти - Юдифь Готье

— Ее зовут Омити. Ты больше ничего не знаешь? — спросил Нагато.

— Ничего. Однако я думаю, что род, к которому она принадлежит, находится в числе наших врагов. Открывая мне существование заговора, она отказалась назвать заговорщиков.

— Ах! — вдруг вскричал Нагато. — Взгляни на эту молодую девушку вон там, не та ли это, которую ты ищешь? Я никогда не видел таких прекрасных глаз?

Фидэ-Йори быстро обернулся.

— Ах, — сказал он, — ты насмехаешься, у нее толстые губы и сплющенный нос.

— Это правда, — сказал Нагато, — извини, издали она показалась мне хорошенькой.

Лодка, в которой они сидели, доехала до того места, где река расширялась и откуда продолжал вылетать фейерверк. Теперь Фидэ-Йори вскрикнул, в свою очередь. Сквозь сноп огня ему померещилось лицо Омити, и он не ошибся.

— Там, там! — крикнул он. — Догоните поскорее эту лодку.

Гребцы быстро повернули лодку. Но надо было сделать большой объезд, так как огромные плоты с фейерверком преграждали путь. Когда их объехали, то не знали, за какой лодкой гнаться. Фидэ-Йори видел только лицо молодой девушки, но оно уже не показывалось больше. Он не заметил лодки, в которой она сидела, ни количества ее фонарей, ни цвета ее флагов. К тому же в этом месте было такое скопление всевозможных лодок всех размеров и форм, что почти невозможно было двигаться.

Фидэ-Йори дрожал от волнения и беспокойства.

— Я опять ее потеряю, — говорил он. — После столь долгого ожидания найти ее, чтобы вновь потерять!

— Не видел ли ты, в какую сторону направлялась лодка? — спросил Ивакура.

— Мне кажется, что она плыла вверх по реке.

— Ну, так пойдем в ту сторону, она не могла исчезнуть так быстро, здесь все точно в плену, мы ее найдем.

Фидэ-Йори ободрился.

— Гребите вверх по течению, — сказал он лодочникам.

Молодой сегун перегнулся через борт лодки и смотрел жадным взглядом. Некоторые узнавали его. Мимо него проехало много придворных принцесс, вельмож, военачальников. Он опять увидел свою мать и генерала Гарунагу; но лицо, которое он искал, не появлялось больше.

— Мы, может быть, плыли слишком быстро, — сказал он.

Они вернулись назад, потом снова поднялись.

— Праздник кончается! — вскричал вдруг Фидэ-Йори. — Станем выше главного места скопления судов и подождем эту лодку, на обратном пути она должна будет проехать мимо нас.

— Куда же нужно ехать? — спросил Нагато.

— К верхнему городу, со стороны моря нет благородных жилищ.

Они ждали напрасно, лодки не было; она поехала вниз по реке и направилась к предместью.

Фидэ-Йори вернулся во дворец разочарованный. Принц Нагато старался его утешить.

— Ты вполне уверен, что видел именно ту, которую ищешь? — спросил он.

— Конечно! — вскричал Фидэ-Йори. — Я только раз видел ее лицо, но мои глаза никогда его не забудут.

— В таком случае, — сказал принц, — радуйся, вместо того чтобы печалиться. Ты только предполагал, что она живет в этом городе, теперь ты в этом убежден. Следовательно, мы ее непременно найдем. Ты дашь новый праздник, и она на него явится.

— Ты прав, друг, — сказал Фидэ-Йори, — ты мне поможешь. Мы обшарим город и найдем ее, она будет моей женой. Тогда жизнь, которая была для меня полна горя и разочарований, начнет мне улыбаться. С завтрашнего дня, неправда ли, мы пустимся в путь, пока будет устроено новое празднество. Мы будем изучать города по кварталам и постараемся вырвать у него тайну. Ах! Ты вернул мне мужество, ты сделал меня почти веселым.

Глаза молодого сегуна светились надеждой, улыбка играла на его губах. Вдруг его глаза затуманились.

— Как я эгоистичен и жесток! — воскликнул он. — Ты, мой самый дорогой друг, мой преданный брат, только что потерял любимую жену, умершую такой ужасной смертью, а я оскорбляю твою печаль, твердя о своей любви и надежде. Я смею радоваться, когда ты печален.

— Государь, — сказал Нагато, — я очень огорчен потерею той, которая умерла для меня. Я питал к ней братскую привязанность, но я не любил своей невесты.

— Что ты говоришь! — вскричал Фидэ-Йори. — Ты снимаешь тяжелый камень с моего сердца, я считал тебя навеки несчастным. Так ты еще можешь быть счастлив так же, как и я?

Ивакура покачал головой.

— В моей любви есть светлые и темные стороны, — сказал он. — Я никогда не буду вполне счастлив. Она заключает в себе небесную радость и глубокое страдание, но как бы то ни было, в ней вся моя жизнь.

— Кого же ты любишь? — спросил Фидэ-Йори.

— О, государь! — сказал принц, закрывая рукою глаза. — Не спрашивай меня об этом.

— Так приятно говорить о любимом существе! Посмотри, с тех пор как я сделал тебе признание, мое горе уменьшилось наполовину.

— Я обречен на молчание.

— Даже со мной? Так-то ты меня любишь? Сожалею, что открыл тебе мое сердце.

— Как только я назову тебе ту, которую я люблю, ты никогда не заговоришь о ней больше со мной.

— Разве это моя мать?

— Нет, — сказал, улыбаясь, Нагато.

— Кто же это? Умоляю тебя, скажи.

— Кизаки!

— Несчастный! — воскликнул Фидэ-Йори.

И, как сказал принц, он не прибавил больше ни слова.

На другой день начали разрушать стены крепости. Десять тысяч человек принялись за них, но они не поддавались. Не знали, как за них приняться; камни упирались в насыпь и как бы врезались в землю. Наверху, на валу, составлявшем обширную террасу, росли раскидистые кедры. Принялись сначала за башни, которые выступали из стен на некотором расстоянии друг от друга. Их сбросили в ров, затем оторвали глыбы камней и, наконец, справились с работой. Но разрушенные стены, казалось, еще возвышались, камней не было, но насыпь осталась. Ров был засыпан.

Когда происходила эта разрушительная работа, город продолжал веселиться. Фидэ-Йори приказал отлить огромный колокол и торжественно посвятил его храму Будды. На этом колоколе были вырезаны слова: Отныне в моем доме будет спокойствие.

По случаю этого посвящения были устроены общественные развлечения. Теперь было назначено блестящее представление в главном театре Осаки. Ставили новую драму: «Тайко-ки», то есть история Тайко. Это полуисторическое произведение было написано в честь отца Фидэ-Йори. Момент для его представления на сцене был выбран удачно, и потому торопились с постановкой. Но так как она требовала большой тщательности, то еще не могли назначить день спектакля.

В городе только об этом и говорили. Все места заранее были заняты. За них платили от пяти до шести кобангов. Женщины сходили с ума, приготовляя туалеты, портные, вышивальщицы изнемогали от работы. Расхваливали талант главного актера, который должен был играть роль Тайко. Все знали его: он был знаменитостью. Его прозвали Нарико-Ма — Гремящий Кубарь.