День закрытых дверей (сборник) - Блейк Крауч

– Я в трудном положении, – произнесла Вайолет голосом чуть громче шепота. Ее интересовало, слышит ли Лютер. И видит ли.

Мэтью смахнул крошки с бороды и взглянул на Ви. Поднял ко рту флягу с вином «Карла Росси». Закончив, протянул флягу.

– Нет, благодарю.

Он хлебнул еще, потом встал и подбросил в огонь дров из внушительной кладки, уложенной вдоль стены.

– Все эти заброшенные дома, – с ухмылкой произнес Мэтью, – дарят мне тепло и румянец в период снегов. Неистощимый запас дров. – Благодаря вину он помягчел, стал разговорчивее. – У меня здесь все, что требуется. Тепло. Питье. Пища. Книги.

– А что у тебя было раньше?

Он взглянул на Ви так, словно она его ударила, но ответил сразу, без промедления:

– Счет за электричество, счет за кабельное, счет за сотовый, медицинская страховка, страхование жизни, автомобильная страховка, страхование недвижимости, баланс на «Визе», баланс на «Мастеркард», баланс на «Дискавери кард», «Майлидж Плюс кард», ипотека, автомобильный налог, налог на грузовик, кредитная линия, сорокачасовая рабочая неделя, родственники, знакомые, ежегодные осмотры, мультивитамины, «Велбутрин», «Адвил»[9], читательский клуб, группа изучения Библии, членство в центре отдыха, членство в гольф-клубе, баскетбольный матч каждый второй четверг вечером, покер у друга Джима раз в два месяца, четыре места, которые надо посетить в День благодарения и на Рождество, секс дважды в неделю, налоги раз в год, пробуждение среди ночи – каждую ночь, размышления, как остаться на плаву, и прекрасные дети, растущие так быстро, что у меня не хватало времени рассмотреть их.

Мэтью снова приложился к фляге и сделал долгий, неторопливый глоток. В глазах его мерцали огоньки.

– Я жил в полумиле отсюда, – продолжил он. – Снимал сайдинг со своего старого дома, чтобы поддерживать огонь. Место было такое оживленное… На улицах всегда играли дети. Устраивали вечеринки целыми кварталами. Большая община.

– Работал на автомобильном?

– Девятнадцать лет на сборочном заводе «Дженерал моторс», собирал грузовики.

– Когда он закрылся?

– Шесть лет назад, когда корпорация перенесла производство в Корею. Все потеряли работу. Завод закрыли, а город просто умер. В Мичигане словно настали времена старого Запада. Через восемь месяцев банк отобрал у нас дом. Я не справился с ситуацией. Жена уехала, забрав моих мальчиков с собой.

– Мне жаль, – посочувствовала Вайолет.

– Когда я перестал быть членом общества, решил вернуться сюда.

– Почему?

– Трудно объяснить. Просто мне казалось, что я должен находиться здесь.

– И ты не думаешь обо всем, что потерял? Разве здесь все это не бросается в глаза?

– Конечно. Каждый день. Но и после полного банкротства жизнь продолжается.

– Что именно?

– Ты сам. Твое сознание. Знаешь, жизнь продолжается даже без надежды.

В костре стрельнуло.

– И на что похожа такая жизнь?

– А ты не такого ожидала?

– Нет!

– Ты кое-что поймешь, – сказал Мэтью.

– Что пойму?

– Что ты продолжаешься. Что можешь вынести такую боль, какой раньше не представляла. Мы для этого созданы. Похоже, это наше предназначение. Мы – сосуды, существующие для наполнения их болью.

– Звучит удручающе.

– Совсем нет, ведь это правда. И когда ты приходишь к согласию с ней, ты меняешься. Когда у тебя все отобрали, становится ясно, насколько много тебе оставлено. Способность справляться с бедствиями и нуждой. Ты обнаруживаешь, что в твоем распоряжении остались чудесные вещи. Такие, как погода, которую можно любить и ненавидеть. Или прощать.

Вайолет оперлась на колени и встала. Подошла к кладке дров и подбросила в огонь несколько кусков доски, выломанной, похоже, из стены дома. На улице с неба сыпался ледяной дождь, с сухим шорохом падавший на мостовую.

– В какую беду ты угодила? – спросил Мэтью.

– Год назад я потеряла мужа.

– Что с ним случилось?

– Его убили. С тех пор… вся моя жизнь… пошла наперекосяк.

– Ты много потеряла.

– Я потеряла все.

Мэтью с трудом поднялся и зашаркал к своей картонной коробке, в которой некогда хранился холодильник. Вытащил подушку и кинул через комнату.

– Спи возле огня, – сказал он. – Подбрасывай, если будет затухать.

– Мэтью, – позвала Ви.

– Что?

– Иди сюда.

Он подошел, пошатываясь.

Вайолет потянулась к нему и, накрыв микрофон ладонью, чтобы не слышал Лютер, спросила:

– Ты не замечал человека, который здесь ошивается?

– В этом здании?

– Шшш, – прошипела Ви. – Нет, я хотела сказать… как ты выразился… в бетонной пустоши. Во всем этом районе.

Мэтью хлебнул вина.

– Я же говорил тебе, заглядывают бандиты, которые мутят дела по наркоте, забивают стрелки… Встречаются такие, как я, они стараются жить спокойно и никого не тревожить. Конечно, ходят всякие слухи, но я никогда не обращал внимания…

– Какие слухи?

Он наморщил лоб, озадаченный ее внезапным интересом.

– Слухи про человека. Говорят, он доставляет сюда людей, чтобы истязать их. Это всего лишь городские…

– Кто говорит?

– Не знаю. Просто слыхал от людей, живущих здесь или по разным причинам заглядывающих в бетонную пустошь. Иногда мы кое-что слышим. Крики по ночам. Рассказы о людях, умерших здесь, или о странных типах, бродящих вокруг, но тут у нас всякого так или иначе можно признать странным. Все это приписывают некоему пугалу, поскольку, полагаю, мы любим создавать чудовищ, – но правда в том, что здесь жутковато и подчас опасно.

– Что еще говорят?

– Да всякую чушь из фильмов ужасов – он-де сверхъестественный, демон, он забирает душу…

– Ты в это веришь? – спросила Ви.

– Конечно нет. Опять же, это не значит, что я отправлюсь бродить вокруг старого завода «Дженерал моторс» в потемках или в любое другое время по этой причине, но люди просто хотят…

– А что такого особенного с этим заводом?

– Ничего. Просто большое пустое здание, и люди говорят, что он оттуда. Из развалин.

– У них есть для него имя?

– El hombre con el pelo negro largo.

– Это что, испанский?

– Да, латинские короли чеканили монеты с такими надписями.