Когда отступит тьма - Майкл Прескотт

Эрика услышала, как он негромко звякнул, упав на пол.

Ну и пусть. Она может отвязаться сама.

И принялась левой рукой сражаться с узлом, которым был завязан другой ремень. Узел был тугим, сложным, как гордиев, но она теребила его пальцами с отчаянным упорством.

Она будет жить. Теперь Эрика это знала. Выберется из подземелья, найдет Коннора, скажет все, что ему нужно услышать, но первыми ее словами будут: «Я люблю тебя».

Он часто говорил ей эти слова. Страх мешал ей ответить, как следовало. Страх удерживал ее в супружеской постели, она не хотела быть женой Эндрю, но боялась пойти на полный разрыв. Теперь уже все.

— Я с ним разведусь, — прошептала Эрика, и, когда она высказала эту мысль вслух, к ней пришла решимость. — Разведусь с этим скотом.

Притом не потихоньку. Она устроит шумный развод, пусть все увидят, что он собой представляет. Разделается с ним.

Он женился на ней ради денег, но не получит ничего, ни цента. Она выметет его из своей жизни, как сор, начнет заново, и с Беном на сей раз все будет как надо.

Узел развязался, ремень сполз, и обе руки стали восхитительно свободными.

Эрика полежала, тяжело дыша, нервы плеч, рук и шеи горели, как провода, передающие сигналы боли. Усталость ее была не просто физической, то было полное изнеможение, наступающее вслед за эмоциональным катарсисом. У нее было такое ощущение, словно она взобралась на гору и с вершины увидела новый горизонт. Она чувствовала себя обессиленной. И могла бы проспать несколько лет.

Однако Эрика согнулась и потянулась к правой ноге, привязанной последним ремнем. Пришлось шарить пальцами в темноте, пока она не нашла узел. Справиться с ним оказалось так же легко, как развязать шнурок на обуви, она даже ощутила странное разочарование, когда наконец свесила ноги со стола и села.

— Ты добилась своего, Эрика, — прошептала она, и эта похвала вернулась к ней шелестящими отзвуками. — Молодчина.

Что теперь?

Вернуться к отверстию, разумеется. Подняться по лазу.

Роберт почти наверняка убрал веревку, но лаз узкий, с выступами, за которые можно цепляться руками и ногами. Придется карабкаться. Подъем будет трудным, но она в хорошей форме, и ради лучшего будущего стоит постараться.

Проблема лишь в одном. У нее нет света.

Лишь теперь Эрика осознала все значение этого факта.

Света нет. Ни лампы, ни фонарика, ни хотя бы зажигалки, потому что, черт возьми, она не курит.

Она ссутулилась, внезапное отчаяние сокрушило ее душевный подъем, лишило воли и энергии.

Темнота в пещерах полнейшая. На поверхности, в любом нормальном месте всегда есть какой-то свет. Даже в наглухо закрытой комнате непременно окажется лучик дневного или звездного света, пробивающийся в щель под дверью, или же отсвет светящегося циферблата, ночных огней. Но здесь нет.

Здесь чернота, беспросветная и всеохватывающая, как смерть.

А система пещер — это лабиринт, путаница тупиков и петляющих путей. Притом здесь много препятствий — сталактиты, выступы на стенах, неровный, ненадежный пол, иногда скользкий от плесени и подпочвенных вод, иногда покрытый трещинами, иногда с обрывами.

Без света она не сможет пройти и десяти ярдов, чтобы не заблудиться или застрять ступней в трещине, или сломать при падении лодыжку.

Без света она освобождалась впустую.

— Черт, — прошептала Эрика и обхватила себя за плечи, сдерживая слезы.

Теперь она не может сдаться. Она уже кое-чего добилась. И придумает еще что-то, дабы одолеть тьму. Дабы остаться в живых.

Но в таком случае нужно спешить, потому что вскоре должен вернуться брат.

Шел уже девятый час, и Чарли Уиттейкер собирался закрывать заправочную станцию на ночь, но тут на заправку подъехала полицейская машина из Барроу. Он увидел внутри двоих, это было необычно, местные полицейские всегда ездили поодиночке. Но при данных обстоятельствах, подумал он, пожалуй, ничего необычного в этом нет.

Чарли слышал о случившемся по местному радио, сначала в экстренном выпуске последних известий, прервавшем поток старых шлягеров, затем в периодических сводках новейших данных в течение всего вечера. Но еще до выпуска новостей он знал — что-то стряслось. Об этом ему поведала дорога, тот отрезок тридцать шестого шоссе, с которого он не сводил глаз в течение долгих, тоскливых часов своей смены. Так человек может сидеть, без конца глядя на море.

По дороге сновали патрульные машины — в основном полицейского управления Барроу и шерифского ведомства, но проехала и машина полиции штата. Пронеслась, завывая сиреной, «скорая помощь». Он беспокоился, не произошло ли серьезного несчастного случая или ограбления, пока не услышал о случившемся по радио.

Но без подробностей. А поскольку подробности ему очень хотелось узнать, он покинул стеклянную будку и пошел к полицейским, заправлявшим бензином свой «шевроле».

В слабом свете фонарей Чарли узнал в них Вуделла и Харта, время от времени заправлявшихся здесь. Харт всегда напоминал Чарли забияк, отравлявших ему жизнь в школе, но к Вуделлу он относился с симпатией.

Они негромко разговаривали, в их голосах и рваных клубах выдыхаемого пара чувствовалась напряженность. Шла речь о шефе Конноре, о том, какой он упрямый и что он, думает, будто возглавляет какую-то треклятую семинарию?

Это сказал Вуделл. Харт, видимо, не знал, что такое семинария, собственно говоря, Чарли тоже.

— Привет, ребята, — сказал он, подойдя близко к ним.

Харт лишь что-то буркнул. Вуделл с озабоченным лицом вяло улыбнулся ему:

— Привет, Чарли.

— По радио передают много новостей. — Чарли слышал мерное пощелкивание счетчика, отсчитывающего десятые доли галлона, этот звук почему-то действовал успокаивающе. — В лесу что-то стряслось?

Никто не ответил. Чарли испробовал более прямой подход:

— Они там говорят, ранен кто-то из полицейских. Это правда?

Харт, сгорбясь, отвернулся. Но Вуделл кивнул:

— Правда.

— Полицейский из Барроу?

— Да.

Сердце у Чарли слегка екнуло, и он понял, что страшится задать очередной вопрос, но, черт возьми, знать ему было необходимо.

— Кто? — прошептал он.

Вуделл поднял на него взгляд, полный боли.

— Вики, — ответил он. — Вики Данверз.

Мир пошатнулся.

— Ой, — прошептал Чарли. — Ой, Господи.

Именно этого он и боялся. С тех пор как услышал первое внятное сообщение по радио и жуткие слова о том, что ранен кто-то из блюстителей порядка.

— Чарли, тебе плохо? — спросил Вуделл.