Братство Майкрофта Холмса - Куинн Фосетт

Я помог ему одеться для ужина, и всё это время меня не покидало смутное ощущение неопределённой опасности. После многочисленных напастей и страхов последних дней меня могло встревожить что угодно. Пережив в течение десяти минут крайнее нервное напряжение (за это время я ухитрился получить два язвительных замечания от Макмиллана), я решил испробовать иную тактику: принялся щипать и колоть себя. В итоге я чуть не убедил себя, что угодил в самое сердце Братства, как прохожий в лесу может свалиться в яму с гадюками. Не имея возможности найти или даже узнать о месте пребывания Майкрофта Холмса, я ощутил себя мореплавателем в утлой шлюпке посреди бушующего моря.

Капралы Хирш и Фосген дожидались, пока Макмиллан выйдет из купе. Когда же выход наконец состоялся, Фосген встал в авангарде, Хирш замкнул короткую процессию, и два капрала, прямые и жёсткие, как игрушечные солдатики, повели Макмиллана обедать в вагон-ресторан. Я же принялся наводить порядок в купе и собирать вещи, чтобы по прибытии на станцию можно было незамедлительно выгрузить багаж. Как можно осторожнее я принялся проверять, все ли вещи целы. Я брал каждый баул в руки очень аккуратно, оглядев со всех сторон, на случай, если туда умудрились незаметно спрятать какую-нибудь чертовщину. Не могу сказать, чего я опасался, — стрелы, отравленной редким ядом, подобной той, что поразила моего противника в Люксембурге, или ядовитого паука, но мне совершенно не хотелось случайно наткнуться на что-нибудь в этом роде.

Закончив работу, я отправился в своё купе и весь оставшийся вечер составлял отчёт для Майкрофта Холмса, изучал информацию, содержавшуюся в присланных записных книжках, а также ещё раз обработал шрам на лбу. Синяк на щеке переливался различными цветами, от желтовато-зелёного до лилового и буро-синего. Слава богу, Элизабет не видит меня сейчас. Подумав о невесте, я внезапно понял, что до Англии и безопасности ещё очень далеко.

Предаваясь этим спокойным занятиям, я пытался внушить себе, что за нами с Макмилланом уже никто не следит, поскольку мы изменили маршрут и скоро покинем Германию.

Около десяти вечера мы пересекли Рейн и вскоре прибыли на станцию. Оттуда нас отвезли в Страсбург, где мы расположились на ночь во второразрядной гостинице. Мой номер находился через две двери от апартаментов Макмиллана. Это мне не понравилось, но, поскольку при нас были охранники, я решил не возражать.

Проснувшись утром, я почувствовал, что ко мне возвращается оптимизм и аппетит, которого я не испытывал с Люксембурга. Но хорошее настроение покинуло меня, едва я вспомнил о многочисленных случаях с неосмотрительными авантюристами, которые позволили себе расслабиться, не убедившись в том, что все опасности остались позади. Им пришлось сторицей расплатиться за свою беспечность. От этих мыслей сразу же исчез и аппетит. Потыкав вилкой в завтрак, я попытался пробудить его, но тщетно.

Макмиллана не посещали мрачные мысли. Он объявил, что прекрасно провёл вечер в ресторане, общался с другими пассажирами и, как подобает джентльмену, сыграл пару робберов в вист, выиграв немного денег. Он был рад тому, что опять находится на твёрдой земле, и был бы не прочь провести здесь ещё несколько часов.

— Когда мы попадём в Мец, то сможем чувствовать себя в такой же безопасности, как на английской земле, — убеждённо заявил он.

— Надеюсь, что вы правы, сэр, — ответил я, расставляя многочисленные чемоданы и баулы, чтобы отправиться на вокзал. Меня не покидала мысль о том, что в Англии находится Викерс, который отправил меня сюда.

— Мне всегда нравился Страсбург, — сказал Макмиллан, глядя в окно. — Он такой… такой европейский. Ни в Англии, ни в Шотландии нет ничего подобного. — Тут его внимание привлекли тяжёлые облака. — Сегодня будет сильный дождь. Это может задержать нас в пути. — Он в раздражении скривил рот.

— Это возможно, сэр, — согласился я, стараясь не смотреть в небо.

— Наши охранники, наверно, уже ждут нас, — с лёгким вздохом сказал он после затянувшейся паузы.

— Это была мудрая предосторожность с вашей стороны, нанять их, — сказал я как можно беззаботнее. Но меня всё сильнее охватывало дурное предчувствие. Напрасно я уговаривал себя, что это только реакция на потрясения последней недели, что это из-за них я стал таким впечатлительным и волнуюсь без видимой причины.

— Вы хорошо спали, Джеффрис? — спросил Макмиллан. В его голосе неожиданно для меня прозвучало сочувствие. — У вас сегодня мрачный вид. Может быть, вас опять беспокоит рана на лбу? Если хотите, пока мы в Страсбурге, можете обратиться к врачу. Пусть он посмотрит, не воспаляется ли ваша рана.

— Спасибо, хорошо, — ответил я, ощупывая шрам. Он начал затягиваться и зудел. — А рана уже заживает.

— Из-за неё вы можете показаться кому-нибудь проходимцем, — неодобрительно заметил Макмиллан. — Но я готов считать это почётным шрамом. Эта пуля могла повлечь куда большие беды, нежели клочок кожи, содранный с вашего лба.

— Несомненно, сэр, — согласился я, вспоминая, что она пролетела совсем рядом с Майкрофтом Холмсом.

Макмиллан, конечно, не мог прочесть моих мыслей. С присущим ему высокомерием он похвалил меня:

— Хорошо, что вы понимаете это, Джеффрис. Похоже, что вы сможете довольно долго прослужить у меня.

Я был не в силах заставить себя поблагодарить его за эти слова, а лишь скованно поклонился и продолжал осматривать багаж. Его следовало отвезти на вокзал и погрузить в поезд, который отправлялся в Мец в десять сорок пять и должен был прибыть на место спустя десять часов. Капрал Хирш заверил нас в том, что Макмиллану выделено купе, а в вагоне будут только сам Макмиллан, охранники и я.

У входа в гостиницу стоял шарабан, запряжённый парой крупных угловатых ганноверских лошадей; они уже обросли длинной неопрятной зимней шерстью. Кучер был похож на своих коней: высокий, широкоплечий, крепкий человек. Он сильно хромал. Украшенное большим шрамом лицо скрывала низко надвинутая мятая шляпа. Он быстро говорил на ужасной смеси немецкого и французского языков с таким странным гортанным акцентом, что в первое мгновение я испугался, что не смогу его понять. А он быстро уложил багаж в повозку и ловко закрепил его множеством широких ремней.

— Ты быстро позвать сюда этот хлыщ иностранец, — приказал кучер. По крайней мере, мне послышалось именно так.

— Мне кажется, что его назначили сопровождать нас, — сказал я, подавая пальто Макмиллану. — Он поедет с нами в поезде и обеспечит нам переезд из Гента до самого корабля. — Такое обслуживание показалось мне странным, и я пожал плечами. — Он говорит, что уже занимался такими делами. Во всяком случае, так я понял. Когда он быстро говорит, понять его почти невозможно, этот диалект…

— Так говорят все крестьяне, — сообщил Макмиллан. — Наверно, бывший солдат, судя по вашему описанию. Из тех, кому приходится служить, чтобы не умереть с голоду. — Взмахнув рукой, он прекратил обсуждение вопроса. — Ладно, пойдёмте. Нужно продолжать свою миссию.

— Конечно, — согласился я, распахнув перед Макмилланом дверь гостиницы. По нескольким широким ступеням мы спустились к поджидавшему шарабану.