В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

Он преодолел разделявшее их небольшое расстояние и дотронулся до ее руки.

– Конечно, уверен, Эмма! Чтобы соблюсти приличия, я приставлю к тебе айю, но жить у тебя она не будет. Все эти комнаты – твои.

– Все? – Эмма не верила своим глазам. Здесь впору было разместить жену, а не няню: отдельная ванная комната, большая гостиная, комната поменьше – видимо, спальня, гардеробная и еще одно помещение непонятного назначения. Эмма решила, что будет ночевать именно в нем, так как его обдувал ночной ветерок, дующий с балкона.

Ее вопрос вызвал у него улыбку.

– Да, Эмма, эти комнаты все твои. – Алекс не мог удержаться от улыбки. – Никто не имеет права сюда войти без твоего разрешения. Днем слуги могут приходить и уходить, но на ночь ты закрываешь входную дверь – и сюда никому не дозволено проникать против твоей воли, даже мне… – Последнее было произнесено хриплым шепотом.

У Эммы горели щеки и громко колотилось сердце.

– Эмма, Эмма! – Он опять взял ее за руку. На этот раз их пальцы переплелись. – Я знаю, как ты поражена всем, что видишь. Дом Сайяджи должен был стать для тебя пробным камнем: недаром я признался, что мы с ним родственники. Ты должна была понять, кто я такой; теперь ты знаешь, что я живу как настоящий индиец. Здесь, посреди непроходимых джунглей, я могу быть самим собой. Здесь отпадает необходимость в притворстве. Поэтому я никого не приглашаю в гости. Стоит в британских кругах поползти слухам – и прощайте, мои деловые связи, прощай, моя империя, которую я создал такими трудами.

– Разве ты не смог бы создать такую же империю, оставаясь индийцем? Неужели обязательно было..?!!

– Врать? Ты это хотела сказать, Эмма? Ты происходишь из правящего класса и должна знать лучше, чем кто-либо еще, что полукровке, кутча-бутча, закрыты все дороги. Да, о моем происхождении ходит много сплетен, но никто толком не знает, кто я и откуда. Отмахнуться от меня им не позволяет алчность. Если бы я был честен, если бы не скрывал, кто я такой, меня подвергли бы остракизму. Даже сейчас меня не очень-то принимают в свете, разве что просто терпят.

– А индийцы? Как они относятся к тебе?

– Точно так же, Эмма. Я не гожусь в мужья их дочерям, в жилах которых течет голубая кровь, меня не приглашают в хорошие индийские дома. Одни менее терпимы, другие более, но моя дочь все равно никогда не сможет выйти замуж за выходца из этой среды, точно так же мой сын никогда не получит в жены их дочь. Ради своих детей, ради их будущего я должен соблюдать видимость британской респектабельности. Я хочу, чтобы они создали семьи с британцами. Так ослабеет индийская примесь.

– Создали семьи с британцами? Но ведь…

– По-твоему, это невозможно? Считаешь их чересчур смуглыми?

– Ты уже воспитал из них индийцев. – Она с радостью ухватилась за возможность свалить все на воспитание, а не на цвет кожи.

– Вот это ты и поправишь. – Он собрался поцеловать ей руку.

– У тебя даже нет нормальной столовой. А ведь ты знаешь, как важно для британца умение вести себя за столом.

– Значит, устроим столовую и будем каждый вечер вместе ужинать.

– Им придется носить британскую одежду.

– Сегодня же пошлю за дурзи.

– Они почти не знают английского.

– Отныне они будут говорить только по-английски.

– Ты хочешь, чтобы я перевернула вверх дном всю их жизнь? Лишила их всего, к чему они привыкли?

– Я хочу, чтобы ты добилась поставленной цели. Об этом мы и договаривались, не так ли?

Эмма понимала, какая огромная ответственность ложилась на ее плечи.

– Не знаю, получится ли у меня…

– Тебе, дорогая моя Эмма, все по плечу. Если при первом разговоре с тобой у меня еще были сомнения, то теперь от них не осталось и следа. Ты убедительно доказала, что пригодна для решения этой задачи. Ты превратишь моих детей в британцев, а я в благодарность научу тебя быть индианкой.

– В каком же это смысле?.. Он заключил ее в объятия.

– Ты овладеешь индийской наукой чувственных радостей, чудесная Эмма. Если ты не будешь возражать, я научу тебя всем восторгам павильона любви.

– Значит, он у тебя есть! – прошептала она осуждающе, но он не расслышал. – Там такие же рисунки на стене и потолке? Если да, мне придется их замазать, заботясь о нравственности твоих детей.

– Моим детям запрещено туда заглядывать. Но в один прекрасный день я их туда пущу, чтобы они увидели место, где были зачаты.

– В таком случае я бы предпочла оставаться здесь.

– Здесь? Тоже неплохо. Твоя дверь как раз напротив моей. Никто не узнает, что я тебя навещаю, Эмма. Никто так и не заподозрил, что произошло тогда, в палатке. Как ни трудно мне было, я сдержался и не приходил к тебе во время нашего путешествия, чтобы дать тебе возможность все обдумать. Ты уверена, что приняла верное решение?

– О, Сикандер!.. Думаю, да. Именно это мне и нужно. – Эмма прижалась к нему, он стал целовать ее волосы. – Я гадала, почему ты больше не приходишь. Мне хотелось, чтобы ты пришел. А иногда – нет… Мне хотелось сначала увидеть твой дом, твоих детей, получше тебя узнать…

Он немного отстранился, но взгляд его сияющих синих глаз остался ласков.

– Ты увидела мой дом, познакомилась с детьми. Что скажешь теперь, Эмма? Пока что ты молчишь. Позволишь ли ты мне прикасаться к тебе при свете дня, примешь ли как возлюбленного? Или я для тебя… чужеземец? Нечистая кровь?

Горечь его тона была для Эммы невыносимой; она зажала ему рот.

– Не надо, Сикандер. Прекрати клеветать на себя. Ведь сам ты так не считаешь. Полукровка – такой же мужчина, как все остальные, а я, будучи британкой, ничего не выигрываю как женщина. Теперь я ясно вижу, что цвет кожи очень мало что значит. Несравненно важнее твоя нежность, щедрость, любовь, доброта, отвага… Ты заставляешь меня смеяться, благодаря тебе я смотрю на многие вещи совсем по-другому. Ты дал мне почувствовать то, чего я раньше никогда не чувствовала.

– Но достаточно ли тебе этого, Эмма? – Он стоял неподвижно; синие глаза смотрели на нее в упор, заглядывали в душу.

– Да, – прошептала она. – До тебя у меня не было ничего, кроме пустых мечтаний. Теперь, обретя тебя, я не хочу тебя терять. Разве этого не достаточно?

Он схватил ее за плечи и притянул к себе.

– Я не прошу тебя стать моей женой, Эмма. Это слишком большая жертва с твоей стороны!

«А ты попроси! Ты услышишь "да"…»

– Ты не хочешь жениться? – пробормотала она, не сумев скрыть разочарование.

– Давай будем друг с другом откровенны, Эмма. Я буду с тобой честен. Если мы поженимся, ты подвергнешься бойкоту. Я уже испытал на собственной шкуре, что это такое. Тебя не пригласят ни в один английский дом. Разве это не так?