Шура. Париж 1924 – 1926 - Нермин Безмен

так как сама квартира выглядела очень небогато, и вряд ли семья Лысенко могла позволить себе подобный обед. На столе красовались анчоусы, ветчина, отварные креветки с горчицей и лимонным соусом, оливье, пироги, устрицы, морские ежи, ростбиф и ломтики копченого лосося. А куски ткани и швейные принадлежности, сложенные в другом конце комнаты, демонстрировали вклад жен братьев в жизнь семьи. Когда Шура заметила на столе одинокий ирис, стоящий в вазе, ее глаза наполнились слезами.

– Это для тебя, – сказал Николай, проследив за ее взглядом.

Шура благодарно обняла брата.

– Спасибо! Большое спасибо! Как вы вспомнили?

– Поблагодари Татьяну, дорогая. Это она.

– Таня, большое спасибо! – сказала Шура Татьяне, которая в тот момент выставляла на стол привезенные в качестве гостинцев икру и шампанское.

– Дорогая, это мы должны благодарить тебя. Ты проделала такой путь и так балуешь нас подарками!

– О чем ты, Таня! Я так благодарна вам за то, что приняли меня. Я чувствую себя как в сказке.

«Эта сказка могла бы быть и получше», – подумали все собравшиеся, но не проронили ни слова. Они уже получили лучшее, что могли получить в сложившихся условиях, – воссоединение семьи и вкусный ужин. К тому же им, по сравнению с многими, очень повезло.

– Давайте уже усаживаться, – сказал Коля Шуре. Она устроилась между братьями.

Николай, старший в семье, взял бокал шампанского и встал. Все последовали его примеру. Николай прокашлялся, но, посмотрев на Шуру, сказал:

– Погоди, без музыки не обойдется! – Он повернулся к стоявшему в углу граммофону и многозначительно кивнул брату.

Несмотря на то что Николай был всего на пять лет старше Шуры, его поведение и взгляд выдавали в нем главу семьи. Ему явно не нравилось то, что речь никак не удается, однако он держал себя в руках, чтобы не испортить атмосферу праздника. Вспомнив о ссорах братьев, которые те затевали много лет назад, Шура чуть было не рассмеялась. Владимир тем временем продолжал перебирать пластинки, тихо бормоча себе что-то под нос.

– Эта слишком эмоциональная, – говорил он. – Эта… слишком танцевальная. Эта… немного грустновата.

– Володя! – возмутился Николай.

– Подойдешь ко мне? А то как бы нам не пришлось праздновать следующий день рождения Шуры.

Сидевшие за столом женщины не выдержали и рассмеялись. Их веселые искренние улыбки сразу же привели мужчин в чувство. Владимир поставил пластинки на место и подмигнул дамам – он прекрасно понимал, что вывел брата из себя, и получал от этого огромное удовольствие.

– К-хм, на чем мы остановились? – спросил Николай, немного смущенный собственной реакцией.

– На музыке, – подсказала Шура.

Все снова рассмеялись.

Каждый, впрочем, знал, что между ними останется много недосказанного: то, чем они не успели поделиться, то, что навеки будет тайной лишь для одного человека, их личные стремления, мечты и воспоминания – о Родине, об утраченных любимых, – все это смешалось в огромную палитру эмоций. Они словно говорили себе: «Сегодня – никаких слез. Только веселье», – но печаль неизбежно проступала сквозь их громкий заливистый смех…

– Наша дорогая Шурочка, – продолжил Николай, – ты не представляешь, насколько мы рады тому, что ты проделала такой путь и разделила этот особый день с нами. Сложно поверить, что ты уже такая взрослая. Я как вчера помню, как ты родилась. Впервые я увидел тебя, когда приехал домой из Петербурга на летние каникулы из военной академии. Ты выглядела, как фарфоровая кукла – такая же хорошенькая и кудрявенькая. Для нас ты была маленьким солнышком, Шурочка.

Владимир согласно кивнул. Шуру глубоко впечатлил голос старшего брата – глубокий и теплый, он словно подчеркивал их искреннюю любовь, подкрепленную воспоминаниями из детства.

– Да, ты была для нас маленьким солнышком и до сих пор им осталась, – продолжил Николай и прокашлялся, чтобы подавить дрожь, проступившую в голосе. Глаза Шуры увлажнились. – Затем наше беззаботное голубое небо затянули грозные тучи. Тучи принесли с собой ветер, разметавший нас по разным сторонам. К счастью, сегодня наше солнце вернулось к нам. Я надеюсь и желаю каждому из нас, чтобы однажды мы вновь встретились со своими близкими, с которыми разделяем воспоминания о прошлом, и я желаю тебе, милая Шура, чтобы новый год твоей жизни принес тебе любовь и счастье, которых ты заслуживаешь. Я очень тебя люблю. За тебя!

Как бы они ни хотели не печалиться, когда поднялись бокалы, у всех в глазах заблестели слезы. Шура не проронила ни слова, а просто молча встала, повернулась к брату, обняла его и поцеловала в щеку. Отпив из бокалов, все уселись на свои места. Когда они принялись за еду, к ним вернулось привычное приподнятое настроение. Но в их жизни всегда находился повод для грусти. Даже когда они искренне заливались смехом, в глазах проскальзывала печаль. Им столько хотелось спросить друг у друга, столько узнать, но каждый молчал, боясь быть первым. И эту неловкую тишину нарушила Шура.

– Думаю, я нашла способ для мамы уехать из России, – сказала она.

Все взгляды устремились к ней.

– Ты серьезно? – спросил Владимир.

Шура кивнула.

– Не знаю, удастся ли мне. Но я хочу попробовать.

Николай положил локти на стол и подался вперед.

– Это практически невозможно, Шурочка. Как ты это устроишь? Ты не попадешь в беду?

– Я не беспокоюсь за себя, милый Коля. Но я веду себя очень аккуратно и осторожно, чтобы не навредить матушке. Кстати, вам должно было прийти письмо от Тины. Вы получили от нее вести? Прошло уже много времени.

Все отрицательно закачали головами – никакого письма не