Желания - Ирэн Фрэн

Раскаленные угли в камине подсказали ему, что делать дальше. С помощью нескольких листов бумаги Тренди разжег огонь. Решив бросить содержимое ящиков в пламя, он замешкался, но ненадолго. После всего, что с ним уже случилось, это было не труднее, чем бросить в озеро колдовские предметы Констанции фон Крузенбург.

Все сгорело меньше чем за полчаса. Карточки горели хорошо, высоким желтым пламенем. Справедливость восторжествовала, подумал Тренди, подойдя к мотоциклу. Скоро он вернулся к себе. Ему казалось, что луна стала черной. И хотя Тренди был уверен, что поступил правильно, чувствовал он себя загнанным зверем.

Вернувшись домой, Тренди не мог отдышаться. Он так спешил, что не захотел дожидаться лифта, очень старого и медлительного, застревавшего чуть ли не на каждом пролете, и бросился бегом по лестнице на седьмой этаж. Он хотел все рассказать Нюмансу. Если тот спит, Тренди его разбудит. Только Нюманс может ему помочь, направить его, успокоить. Теперь Тренди осознал страх.

Войдя в квартиру, он был ужасно разочарован: Нюманс еще не вернулся. Тренди побродил по квартире, затем лег на кровать и долго лежал, не двигаясь, не думая ни о чем, словно в забытьи. Наконец он вспомнил, что метис отправился танцевать и собирался вернуться только утром. Тогда Тренди постарался успокоиться. Он задремал ненадолго, затем пришла бессонница, вызванная доносившимися с улицы звуками. Сегодня ночью, еще больше, чем всегда, город категорически отказывался спать. Лежа в постели, Тренди вспоминал, каким увидел город с высоты Оперы, из-за ангелов с покрытыми сажей и снегом крыльями, приготовившихся к последнему балу демонов и других чешуйчатых и бессловесных созданий, насторожившихся перед своим торжествующим взлетом. Лиры в лунном свете выглядели как рога. Тренди казалось, что он был окружен ордой демонов, следивших за ним изо всех укромных уголков, и он удирал от них со всех ног. Возможно, поэтому он и потерял колдовскую табличку. Тренди не помнил ничего, кроме ощущения страха. Вчера, это было вчера, повторял он, столько всего произошло за один день, столько было открытий за одну ночь, столько зла и разрывов. Тренди падал в пучину — он знал это, но не пытался выбраться.

Нюманс не появлялся. Только он мог остановить Тренди в его падении. В очевидной противоречивости его жизни метис тут же нашел бы смысл. «Держись на поверхности, — повторял себе Тренди, прислушиваясь к звукам на лестнице, — если не понимаешь, то хотя бы знай, почему». Только в одном он был уверен: город, люди, весь мир были окружены силами зла. Оно начало зарождаться в море, равноденствие не наступило в срок, затем появились жуткие предсказания и, наконец, болезнь, распространявшаяся с каждым днем все больше; а теперь, в самом конце года, все замерли в ожидании грандиозного конца света, казавшегося неизбежным. Минуты, часы, годы, все отныне было едино, роковой момент приближался — во искупление какой ошибки, ради утоления какой мести? И какое отношение ко всему этому имела его история, история Рут, Юдит и Командора? А она имела отношение, Тренди был уверен в этом, и Крузенбург тоже, и Дракен, Рут Ван Браак, Барберини и все остальные… Юдит тоже. Он вздохнул. Он ее, конечно, потерял и никогда не вернет. К тому же любовь так коротка, и это уже не любовь. Это связь. Но каким образом между ним и Юдит, несмотря на него, несмотря на нее, была соткана эта роковая и необъяснимая связь? Тренди не хотел утонуть, не поняв.

Необходимо было привести все в порядок. Теперь он знал, что привлекало его в рыбах: классифицируя их до бесконечности, он думал, что все в этом мире связано между собой. С детства Тренди привлекали цветные таблицы, где были представлены все обитатели морского царства, распределенные на типы, классы и подклассы по длине и форме плавников, цвету глаз, местоположению жабр, форме тела, носа. В этих таблицах нашлось место и для исчезнувших видов, даже таких уникальных, как целаканта, которые свидетельствовали то ли о забывчивости создателя, то ли о божественной ошибке. Теперь Тренди думал, что, возможно, все это не имело никакого смысла. Он читал в книгах, что даже самые ничтожные изобретатели какого-нибудь чудодейственного порошка, самые грубые, самые тупые колдуны, самые слабые заклинательницы ветров обладали неким даром, они могли то, что не могли другие, и в этом был смысл их власти над вещами — связывать несвязываемое, распознавать истинный облик, основную связь, глубокий смысл, простоту, наготу, элементарную правду.

Тренди заснул одетым, чего с ним никогда не случалось. Но скоро проснулся от холода и завернулся в свое пальто. Вдруг ему захотелось снова увидеть Командора. Из всех случившихся накануне событий ему на память все время приходил один эпизод, более яркий, более навязчивый, чем остальные — момент, когда он обнаружил колдовские таблички. Тренди так и не понял, для чего певица написала на одной из них имя Командора. Человек он был плохой, это верно, одержимый теми же ужасными и злыми силами, что одолевали и Крузенбург. Может, он был слишком близок ей, слишком похож на нее, раз она попыталась его погубить? Может, следы этой битвы читались теперь в чертах Командора, из-за этого с ним произошло то, что Ирис Спенсер назвала началом вырождения? Но какая битва, какое вырождение? А может, причиной этого волнения явилась Юдит? Вырождающаяся раса, назвала его мать со свойственным ей легкомыслием. Какая раса? Какое вырождение?

Тренди захотелось все выяснить. Если Командор страдает больше самого Тренди, одно это будет для него чем-то вроде победы. На самом деле Тренди просто ревновал. Он прекрасно помнил парижский адрес Командора, обнаруженный им в одном из ежегодников: частный особняк на берегу Сены. Но что нового он мог бы там узнать? Возможно, Командор уже уехал на «Дезираду» или в другое место, в одно из своих отдаленных владений, куда он любил увозить своих многочисленных пассий, причем с их согласия.

Тренди посмотрел в окно. Улицы, наконец, опустели, шум затих. Утро вступало в свои права — день, в наступление которого не верили поклонники Крузенбург. А что, если конец света наступит неожиданно, в тот момент, когда никто не будет этого ожидать? Теперь тишина показалась Тренди гнетущей.

Нюманс еще не вернулся. Но Тренди больше не ждал его. С Нюмансом или без него, но он повидает Командора. Тренди вышел на лестницу и, запирая дверь, заколебался. Стеклянный шарик Беренисы, амулет, защитивший, как он теперь понимал, его от колдовства Крузенбург, сможет ли он так же защитить его от Командора? «Нельзя забывать, что дьявол перевоплощается, — напомнил себе Тренди. — Этому научили меня Нюманс и его книги, нельзя забывать, что дьявол иногда бывает двуликим. Два лица, но одно зло».

К восходу солнца он добрался до Сены. Вода в реке была еще черной, но небо уже светлело. Заснеженные памятники постепенно сбрасывали свою ночную оболочку. Ему не пришлось искать особняк Командора. Только в одном из стоявших вдоль реки старинных домов, сложенных из серых камней, горел свет. Три высоких окна, подобно окнам на «Дезираде», казались сверкающими. Тяжелые ворота были широко распахнуты. Черный лимузин стоял между двумя охранявшими крыльцо сфинксами. Сквозь стекла Тренди увидел оранжерею, переплетение растений, знаменитый висячий сад, который, очевидно, и ввел в моду Командор. Тренди несколько раз проехал на мотоцикле мимо этого дома, затем остановился на берегу реки и сверил адрес. Все было правильно, он не ошибся. Тренди собрался было слезть с мотоцикла, как вдруг услышал звук, который в тишине показался ему чудовищным. А он еще не успел посмотреть, не скрывается ли Юдит за окнами или в тени крыльца. Тренди задрожал. Однако это оказался всего лишь автомобиль. Тренди успел рассмотреть сидящего в нем человека — массивную фигуру, голову, откинутую на кожаную подушку. Он узнал Командора. Тот был один, как и в Опере. И он не заметил Тренди. Лимузин взял направление на восток.