Дублин - Эдвард Резерфорд

А тем временем дублинское правосудие поспешно воззвало к главе могущественного клана Батлер, богатому и властному лорду Ормонду, который, слава Богу, был членом королевской Ирландской церкви, протестантом. Его попросили взять командование над теми силами, которые смогло бы собрать правительство, чтобы справиться со страшной угрозой.

В течение всего ноября в Дублин стекались беженцы. И не приходилось удивляться тому, что многие из них искали укрытия в большом соборе Христа. И еще меньше можно было удивляться тому, что их с готовностью принимала жена церковного служителя.

Жена Тайди никогда в жизни не была так занята. И если кто-нибудь из соборных клириков вдруг замечал несколько детских лиц, выглядывавших из окна какого-нибудь ранее пустуемого строения на огороженной территории собора, или вдруг наталкивался на семейство, разбившее лагерь рядом с древней гробницей, и спрашивал служку:

— Разве это так уж необходимо, Тайди, чтобы все эти люди жили на территории собора?

Тайди лишь отвечал со вздохом:

— Я просто не могу ее остановить, сэр.

А поскольку все жители Дублина были едины в своем гневе на то, что происходило с богобоязненными людьми на севере, и преисполнены христианского милосердия к страдальцам, то и в самом деле приходилось с этим мириться. И потому никто даже не жаловался на солидный счет, который представил служка за колокольный звон в течение нескольких часов, когда впервые пришла весть о бунте.

К тому же в деле оказания помощи Тайди стал главным героем.

И если прежде люди смотрели на доктора Пинчера как на эксцентричного чудака, если Фэйтфул Тайди думал даже, что старик сходит с ума, то теперь никто так не считал. Разве не доктор предупреждал о католической угрозе? Разве не он был уверен, что зреет католический заговор? Он. И теперь доктора считали настоящим пророком.

Доктор Пинчер выплыл в новой роли величественно, как лебедь. Каждый день он являлся в собор Христа, где жена Тайди встречала его как героя и вела посмотреть на вновь прибывших. Его тощая чернильно-черная фигура вышагивала между ними, и он каждому мог поклониться и добрым тоном сказать:

— Держитесь! Я знаю, что такое страдать за веру.

В особенности доктор был доволен в тот день, когда один мрачный шотландский пресвитерианец заявил:

— Мы сами во всем виноваты. Это Божье наказание нам за то, что мы дали Черную Клятву.

В середине ноября доктор снова начал проповедовать в соборе. Число верующих значительно увеличилось за счет беженцев из Ульстера. И снова он начал проповедь со слов, уже звучавших однажды и теперь казавшихся более чем уместными:

— Не мир пришел Я принести, но меч!

Но на этот раз ему не нужно было предостерегать паству насчет католической угрозы. Они и сами уже прекрасно все знали. И поэтому доктор выбрал более вдохновляющую тему. Потому что разве не сказал наш Господь: «Сын человеческий должен страдать»?

Божий меч, напомнил доктор, отделяет избранных от прóклятых.

— Вы соль земли! — восклицал он. — Вы свет мира! — (По собравшимся пробежал благодарный гул.) — И потому радуйтесь, — убеждал их доктор, — радуйтесь своим страданиям!

Католические идолопоклонники могут владеть оружием и искать крови. Но придет время, и меч Господень поразит их.

— Неправедные погибнут, а мы, избранные Богом, будем приведены в Израиль и там построим новый Иерусалим! — Теперь голос доктора набрал силу, и Пингер, невзирая на свой возраст, загремел: — И оттуда никому уже нас не изгнать даже за тысячу лет!

По общему мнению, это была лучшая из слышанных ими проповедей.

В течение этого времени католические отряды сэра Фелима О’Нейла осаждали, без особого успеха, порт Дроэда, расположенный в пятидесяти милях от Дублина выше по побережью. А в Дублине судьи тем временем продолжали допрашивать под присягой любого, кто мог дать хоть какие-то свидетельства на тот счет, кто же стоял за всем заговором. Информаторы появлялись то и дело, вот только трудно было понять, насколько правдивыми были их показания, а что они просто выдумали. В последнюю неделю ноября дублинские власти сумели отправить шестьсот плохо обученных солдат на помощь Дроэде. Однако два дня спустя пришла весть:

— Католические бунтовщики разбили их.

Для дублинских властей пришло время принять более серьезные меры.

Именно при таком положении дел жена Тайди стала свидетельницей одной удивительной встречи. Они с доктором Пинчером шли навестить семью, поселившуюся на Дейм-стрит, когда миссис Тайди заметила идущего им навстречу отца Лоуренса Уолша. Она ожидала, что мужчины сделают вид, будто не заметили друг друга, но после триумфа своей проповеди доктор Пинчер не был расположен избегать кого-либо.

— Я удивлен, священник, что ты вообще смеешь показываться на улице после того, что вы, паписты, натворили! — воскликнул он.

— Я не отвечаю за убийство невинных, — спокойно ответил отец Лоуренс.

Но Пинчер не обратил внимания на его слова.

— О’Нейл и его дружки — предатели! Они заплатят за все своей жизнью! — мрачно возвестил он. — И ты тоже, священник. Ты тоже!

— Однако я слышал, — задумчиво произнес отец Лоуренс, — что сэр Фелим действует при поддержке короля.

Во всем ульстерском бунте ничто не бесило протестантов сильнее, чем это. Отчасти для того, чтобы смутить оппозицию, а отчасти для того, чтобы побудить старых англичан-католиков присоединиться к нему, сэр Фелим действительно заявил, что действует в интересах короля. Он также предъявил некое письменное соглашение в доказательство своих слов. Правда, потом выяснилось, что документ был поддельным. Но мог ли король использовать эту католическую армию против собственного протестантского парламента? Вполне возможно, полагал доктор Пинчер. Он одарил отца Лоуренса взглядом, полным неприкрытой ненависти.

— Не воображай, будто я ничего не знаю, священник! — с горечью произнес он. — По всей Европе паписты годами это готовили. Но вам придется либо обратиться в истинную веру, либо убить всех нас.

Отец Лоуренс бесстрастно посмотрел на него. Но в каком-то смысле Пинчер был отчасти прав. Святая церковь желала восстановить прежний христианский мир. И в течение поколения и дольше храбрые души в Ирландии и многие образованные люди на континенте терпеливо ждали шанса освободиться. За пределами Ирландии это были ирландские солдаты в европейских католических армиях, и огромная сеть священников и бродячих монахов, и внимательно следившие за событиями правители-католики — все ждали случая. И отец Лоуренс помнил с десяток заговоров и планов, строившихся в эти годы, одни были вполне осуществимыми, другие — просто абсурдными. И он знал наверняка, что идея захватить Дублинский замок родилась на континенте. Но по его собственной оценке, ни одна из этих фантазий и ни одно из расплывчатых обещаний помощи из-за моря не могли материализоваться, пока не было настоящей католической армии в самой Ирландии — правильно организованной и имеющей план действий.