Зелень. Трава. Благодать - Шон Макбрайд

— Нет, говорили, — возражает ему Сес. — Вы про меня это сказали в прошлом году сестре Томас Дороти, после того как рассказывали нам на уроке, что такое крещение. Вы сказали, что некрещеные младенцы, когда умирают, не могут попасть в рай и им приходится ждать в чистилище. А я сказала, что такого не может быть. Я спросила у вас, что же это за Бог такой, который заставляет детей сидеть и ждать в приемной только из-за того, что священник не сказал над ними пару латинских фраз и не пополоскал в воде, где они запросто могли утонуть? А потом я спросила: а что, если кто-нибудь говорил по-латыни на улице во время дождя, а ребенок весь промок, простудился и умер? Тогда он будет считаться крещеным или нет? И есть ли в раю специальные нянечки, чтобы ухаживать за грудными детьми? И разве не достаточное им наказание, если они умирают одни, без папы и мамы? Вы так мне и не ответили. Вместо этого вы отдали мел сестре Дороти, обозвали меня занозой в заднице и вышли вон из класса. Помните?

— Да куда уж мне, — говорит святой отец и улыбается моим родителям. — Я помню тот урок и что ты завалила меня кучей вопросов, только и всего. Ваши родители должны вами гордиться, Тухи. Вы все очень способные дети. Сестры как-то говорили мне, что Генри — самый умный ребенок из всех, кто у них когда-либо учился. Стивен — тот тоже не промах. Кстати, где он — что-то не видно его сегодня?

— Стивен? — переспрашивает Фрэнсис Младший, удивившись, что святой отец о нем заговорил.

— Да, Стивен, — повторяет святой отец. — Он что, все так же продолжает пить, Сесилия?

Фрэнсис Младший шлепает себя ладонью по лбу.

— Да, — отвечает она. — Вчера заявился пьяный и с разбитой головой после какой-то драки.

— А, верно, — говорит святой отец. — Вчера вечером на спортплощадке действительно была драка.

— Вот-вот, — говорит Сесилия. — Наверное, об этом он и пытался нам вчера рассказать.

— Что значит — пытался? — спрашивает святой отец. — То есть как это понимать — пытался?

— Ну, он начал было обо всем рассказывать, — говорит Сесилия, — но…

— …был так пьян, что двух слов связать не мог, — заканчивает за нее Фрэнсис Младший.

— Как ты относишься к тому, что он столько пьет, Фрэн? — спрашивает святой отец.

— Меня это просто в жопу бесит, святой отец, — отвечает Фрэнсис Младший. — Прошу прощения за «жопу».

— Ничего. Я сам матерюсь как сапожник. А даете ли вы ему каким-либо образом понять, что вас это в жопу бесит?

— Да, конечно, — отвечает Фрэнсис Младший, понемногу начиная дергаться.

— И каким же?

— Так и говорю ему все прямо в лицо, святой отец.

— Вы когда-нибудь били его?

— А что, если и так? Он уже взрослый.

— Взрослый? В самом деле? Когда вы говорите ему все прямо в лицо, как реагируют на это остальные домочадцы?

— Пожалуй, все по-разному, — говорит Фрэнсис Младший. — Послушайте, святой отец, парню ведь нужна помощь.

— Знаю.

— Я не из тех, кто отворачивается, когда кто-то близкий нуждается в помощи.

— Это заслуживает уважения, — говорит святой отец. — Ну и как — срабатывает? А как у вас дела с Сесилией?

— Слушайте, святой отец, я, конечно, понимаю, что у вас воротничок и все в этом духе, но не лезьте не в свое дело.

— О’кей, тогда забудем о том, что я спросил про вас с Сесилией, — говорит святой отец, а сам не отрываясь смотрит Фрэнсису Младшему прямо в глаза; тот тоже смотрит ему прямо в глаза, но теперь, когда святой отец заговорил о семье, уже не так уверенно, как раньше. — Давайте вернемся к Стивену. Мне бы очень хотелось помочь и ему, и вам.

— Помочь хотелось, да? Тогда вон он там. Позовите его сюда — и дело с концом, — огрызается Фрэнсис Младший.

— Хорошо, почему бы и нет, — говорит святой отец. — Стивен Тухи. Подойди сюда, сын мой.

Стивен, который стоит все там же, на Ав, оборачивается. И вот что он видит: его окликает священник. Рядом со священником стоит его драгоценный папаша вместе со старшим братом, оба убряхтанные в костюмы, из карманов которых вот-вот полетит моль. Здесь же рядом и мама: одной рукой прикуривает сигарету, другой поднимает с земли его маленькую сестренку. Наконец, здесь же рядом мы с Гарри Карраном, путаемся в наших безразмерных стихарях: я — причесываюсь, Гарри — отжимается на одной руке. Сзади угрожающе нависает громада церкви. В реакции Стивена лично для меня нет ничего удивительного: он разворачивается и переходит на другую сторону Ав под звуки недовольных автомобильных сигналов.

— Отлично, святой отец! Так и надо! — фыркает Фрэнсис Младший.

— Да бросьте вы уже, в конце концов, — говорит святой отец. — Мне нравится ваша семья. Вы все замечательные люди. Но нужно сделать так, чтобы вы перестали наконец между собой собачиться, иначе все это может очень плохо кончиться.

Перейдя через Ав, Стивен направляется в сторону Тэк-парка, но вдруг останавливается как бы в нерешительности. Резко поменяв направление, он теперь идет к дому, причем настолько быстро, что кажется, будто он бежит на два шага впереди своего мешковатого синего костюма, не сводя глаз с поношенных туфель на ногах. Оттуда, где стою я, кажется, что его просто ветром несет.

Хабиб О’Брайен, он же Ливанский Лепрекон[34], ведет студию танцев под названием «Танцуй или умри», что как раз по соседству с «Ювелирным Дивайни». Отцом ему стал коп-ирландец, а в роли матери оказалась школьная учительница родом с Ближнего Востока, — вот откуда такое ржачное дебильное имя. Уж не знаю, где они жили до этого, но уже лет десять, с тех пор как Хабиб открыл здесь свою студию, он ни разу не уезжал из района.

Сам Хабиб живет этажом выше со своей женой Сашей из Восточной Германии, у которой ни намека на сиськи, но зато самые красивые ноги из всех, что я когда-либо видел. По вторникам и четвергам с семи до десяти вечера и по субботам с восьми до часу Хабиб с Сашей учат танцам девчонок, а также всяких двинутых на женитьбе чуваков вроде меня. Все остальное время студия стоит закрытой, а окна их квартиры — открытыми, откуда все время несется Малер, врубленный на полную мощность (для пидорасов ребята играют очень даже ничего), и если прислушаться, то можно разобрать, как на этом фоне супруги выкрикивают имена друг дружки.

Все это в совокупности — крики и орущий оркестр — слышим мы с Гарри, Арчи и Бобби Джеймсом, когда подходим к распахнутому окну их квартиры. Мы явились сюда по моей настоятельной просьбе сразу после мессы, потому что мне нужно еще раз прогнать с начала до конца весь танец перед сегодняшним выступлением. На нас с Гарри все те же стихари, Бобби Джеймс в смокинге, а Арчи в своем костюме с двумя большими поперечными складками, оставленными колесами инвалидного кресла после трюкового прыжка.