Седьмой сын - Орсон Скотт Кард

Наступила тишина, прерываемая затрудненным дыханием мальчика. В комнате воцарилось умиротворение, праведность наполнила утомленное речью сердце Троуэра. Священник ни минуты не сомневался, что дьявол в страхе бежал отсюда, забившись обратно в свою преисподнюю.

– Преподобный Троуэр, – проговорил мальчик.

– Да, сын мой?

– Вы не могли бы убрать с моей груди эту Библию? Думаю, если там и были какие дьяволы, то они давным-давно сделали ноги.

И мальчик снова рассмеялся, заставив Библию запрыгать под рукой Троуэра.

Ликование Троуэра мигом обернулось горьким разочарованием. Тот факт, что мальчишка даже с Библией на груди продолжал исторгать дьявольский хохот, доказывал: никакая сила не способна избавить его от зла. Посетитель был прав. Троуэру не следовало отказываться от великого задания, которое возложил на его плечи Посетитель. Сейчас он мог бы расправиться со Зверем Апокалипсиса, а он был слишком слаб, слишком сентиментален, чтобы принять божественное предназначение. «Я мог бы стать Самуилом, расчленившим врага Господа. Вместо этого превратился в Саула, слабого и ничтожного, который оказался не способным убить по повелению Бога. Теперь мои глаза открылись, я вижу, что этого мальчишку взращивает сила сатаны, и знаю, что живет он, поскольку я слаб».

Комната наполнилась удушающей, страшной жарой. Троуэр вдруг ощутил, что одежда его насквозь пропиталась потом. Каждый вдох давался с огромным трудом. А чего еще он ожидал? В эту комнату опаляюще дышал сам ад. Задыхаясь, Троуэр схватил Библию, поставил ее между собой и сатанистским отродьем, которое возлежало на кровати, лихорадочно хихикая, и бежал.

В большой комнате он остановился и перевел дыхание. Своим появлением он прервал все разговоры, но даже не заметил этого. Что значили беседы этих язычников по сравнению с тем, что ему пришлось пережить?! «Я стоял перед прислужником сатаны, прикинувшимся юным мальчиком, но своим смехом он выдал себя. Мне давно следовало догадаться, что это за мальчик, еще в тот день, когда я прощупал его череп и обнаружил, что он идеальной формы. Только подделка может быть столь совершенна. Этот ребенок не настоящий и никогда не был таковым. О если б я обладал силой великих пророков древности, чтобы разгромить врага и вернуться к Господу своему с трофеями!»

Кто-то упорно тянул его за рукав.

– Преподобный отец, с вами все в порядке?

То была тетушка Вера, но преподобный Троуэр не смог ответить ей. Потянув за рукав, она повернула его лицом к камину, на полке которого он увидел выжженную на дереве картину. Пребывая в расстроенных чувствах, он не сразу понял, что на ней изображено. Перед его взором предстала душа, захваченная бурным потоком и окруженная извивающимися щупальцами. «Да это ж языки пламени, – догадался он, – а душа тонет в сере, сгорая в аду». Он ужаснулся картине, но одновременно несколько успокоился, ибо она в очередной раз подтверждала, насколько тесными узами связана эта семья с преисподней. Он стоял посреди толпы врагов человеческих. На ум ему пришла фраза из Псалтири: «Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня. Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?»[47]

– Вот, – произнесла тетушка Вера. – Присядьте.

– С мальчиком все нормально? – угрожающе поинтересовался Миллер.

– С мальчиком? – переспросил Троуэр. Слова давались ему с огромным трудом. «Этот мальчишка – адово отродье, и вы спрашиваете, как он себя чувствует?» – Все хорошо, насколько возможно.

Они сразу отвернулись от него, снова принявшись что-то там обсуждать. Постепенно до него начал доходить смысл их спора. Похоже, Элвин попросил, чтобы кто-нибудь вырезал загнивший кусочек кости из его ноги. Мера уже принес заточенную пилу для костей из кладовой. В основном спорили Вера, которая не хотела, чтобы кто-то из братьев дотрагивался до ее сына, и Миллер, наотрез отказывающийся проделать операцию. Вера же настаивала на том, что только отцу Элвина она позволит выполнить эту сложную задачу.

– Ты считаешь, что это действительно необходимо, – сказала Вера. – Тогда я не понимаю, почему сам отказываешься резать, продолжая настаивать на том, что это должен сделать кто угодно, но не ты.

– Не я, – кивнул Миллер.

Троуэр вдруг понял, что Миллер боится. Боится резать ножом плоть своего сына.

– Он попросил, чтобы резал именно ты, – вступил в спор Мера. – Сказал, что нарисует на коже, где надо резать. Ты просто аккуратно снимешь кожу, поднимешь ее и под ней увидишь кость, из которой надо будет выпилить маленький клинышек, чтобы помешать гниению.

– Я не часто падаю в обморок, – поведала Вера, – но от ваших разговоров у меня голова кругом идет.

– Раз Эл-младший говорит, что это необходимо, значит, сделайте это! – сказал Миллер. – Кто угодно, только не я!

Словно яркий свет озарил темную комнату – Троуэр узрел возможность искупить вину пред Господом. Бог давал ему возможность, которую предрекал Посетитель. Он возьмет в руку нож, начнет вспарывать ногу мальчишки и случайно перерубит артерию. А вместе с кровью утечет жизнь. В церкви, считая Элвина обыкновенным мальчиком, он испугался этой задачи, но сейчас он исполнит ее с радостью, поскольку воочию узрел зло, прикрывшееся обличьем невинного ребенка.

– Послушайте, – сказал он.

Все присутствующие оглянулись на него.

– Я не хирург, – объяснил он, – но кое-какими знаниями по анатомии обладаю. Я ученый.

– Ага, шишки на голове изучаешь, – хмыкнул Миллер.

– Вы когда-нибудь резали скот или свиней? – поинтересовался Мера.

– Мера! – в ужасе воскликнула мать. – Твой брат не какое-то там животное.

– Я всего-то хотел узнать, не вывернется ли его желудок наизнанку при виде крови.

– Я видел кровь, – ответил Троуэр. – И страх меня не терзает, когда дело касается спасения души человеческой.

– О, преподобный Троуэр, по-моему, просить от вас о подобном – это уж слишком, – всплеснула руками тетушка Вера.

– Теперь я понимаю: наверное, провидение привело меня сюда, в этот дом, в котором я не часто был гостем.

– И совсем не провидение, а мой тупоголовый зять, – поправил Миллер.

– Я предложил оказать посильную помощь, – смиренно склонил голову Троуэр. – Но, вижу, вы не желаете, чтобы это делал я, и не могу винить вас ни в чем. Хоть речь идет о спасении жизни вашего сына, все ж опасно доверять чужому человеку резать тело родного ребенка.

– Вы нам вовсе не чужой, – возразила Вера.

– А что если случится что-нибудь непоправимое? Я могу и ошибиться. Вполне возможно, рана изменила местоположение важных кровяных сосудов. Я могу перерезать артерию, тогда он истечет кровью и умрет через считанные секунды. На моих руках будет кровь вашего сына.

– Преподобный Троуэр, – сказала Вера, – человек не совершенен. Нам остается лишь попробовать.