Потомок Одина - Сири Петтерсен

– Хирка, я знаю! Ты могла бы противостоять Маннфалле!

Она вздрогнула, когда он назвал её по имени. Значит, несмотря на бред, он понимает, с кем говорит. Она потянула руку к себе. Туман, в котором она жила, начал рассеиваться. Кусочки мозаики спешили сложиться. Смятение. А потом прозрение.

Слова Рамойи у статуи божества. Она сказала… Они думали… Они думали, что Хирка сбежала с Ритуала, потому что она – сильный слиятель, но хотела скрыть свои способности от Совета. Что она может сливаться с Потоком, как имлинги голубой крови! Что она была так сильна, что об этом говорили вороны. Как в сказках. Тепло покинуло её тело. А Эйрик… Он думал, она сможет помочь ему превратить Равнхов в крепость, не повинующуюся Маннфалле.

Хирка рассмеялась. У неё началась истерика. Они всё перевернули с ног на голову. Она до смерти боялась, что имлинги учуют в ней гниль. Поймут, что она слепа к земле. Что она вообще не способна сливаться с Потоком! А они думали, что она фантастический слиятель, оружие в войне, которая сделает Тейна королём.

Эйрик снова схватил её за руку.

– Ты не повинуешься Маннфалле, так?

Его голос стал иным. Это был не вопрос и не приказ. Это была мольба. Мужчина, лежавший на ложе перед ней, не был хёвдингом, который боится смерти. Он был отцом, который страшится за жизнь своего сына. Опасается того, что случится, если он не выживет.

– Да, Эйрик, я не повинуюсь Маннфалле.

Ветер на улице крепчал. На лице хёвдинга появилась улыбка, в глазах – облегчение.

– Ты останешься у нас, Хирка.

Хирка знала, что ей надлежит сделать. Это знание было чётким, как контуры Пика Волка ранним утром. Впервые на её памяти она была уверена в том, что от неё требуется. Другого способа нет. Она стоила слишком дорого. Отец лежит в Шлокне ради неё. Эйрик находится на грани между жизнью и смертью ради неё. Ример обещал ей помочь, а она обещала ему приехать. Этого достаточно. Тейн заставил её вспомнить, затосковать по Потоку, по белым волосам, по словно высеченным из камня губам, по руке Римера, которая обнимает её за плечи, и по его последним словам, обращённым к ней.

И пожалуйста, будь там, где должна, когда настанет время.

Она должна поехать в Маннфаллу. На Ритуал.

– Нет. Я не могу остаться. Не сейчас. Я вернусь, Эйрик. Но тебе придётся заплатить за это.

Она слышала слова, но они не принадлежали ей. Она как шут нацепила на себя маску. Но Эйрик был имлингом практичным. Он знал, что у большинства вещей есть своя цена.

– Что тебе нужно?

Он закрыл глаза, возможно, из страха, что она попросит такое, чего он не сможет ей дать. Когда он лежал вот так, его лицо напоминало лицо отца. Расслабленность, наступающая перед смертью. Хирка сжала зубы. Как верно то, что она слепа к земле, так верно и то, что Тейн не потеряет своего отца в Шлокне. Не в этот раз.

Она взвешивала собственные слова.

– Я вернусь и сделаю всё, что в моих силах… для Равнхова. Но только если ты сделаешь всё, что в твоих силах, для Тейна.

Эйрик снова открыл глаза. Он сдвинул кустистые брови, на лице его проступила подозрительность.

– Я уже делаю всё для Тейна.

Хирка нагнулась вперёд и прошептала:

– Прими золотой колокольчик.

Он в ужасе уставился на неё. Казалось, она попросила его утопиться.

– Прими лекарство, чтобы убить лихорадку. Живи ради Тейна. А я остановлю Маннфаллу.

– Золотых колокольчиков нет даже у Ринны…

– Я добуду их, если ты их примешь.

Она увидела надежду. Он задумался. Соизмерял свой страх перед умными женщинами и растениями с обещанием спасти Равнхов. Сердце Хирки забилось сильнее. Наверное, она сошла с ума. Она пришла к нему, чтобы выложить на стол все карты, но теперь испортила всё ещё больше. Но если это поможет удержать жизнь в Эйрике, оно того стоило. Если ей удастся спасти его от Шлокны, то, возможно, её ложь больше не будет считаться ложью. Лучшее, что можно сделать для Равнхова, – это не дать уйти из жизни мужчине, которого ненавидит Маннфалла, разве не так?

– Мы договорились, Эйрик Вильярсон?

Эйрик кивнул.

– Клянусь, вы все вместе пытаетесь угробить меня! Но мы договорились, бесхвостая.

Дверь распахнулась. Вошла Уннгонна, по пятам за ней следовала незнакомая служанка.

– Он очнулся? Ему хуже? Я слышала голоса.

Хирка встала, но не смогла ответить. Ком в горле увеличился. Она поступала хорошо, и она поступала плохо. И она покинет их. Внезапно Эйрик затих и теперь лежал как мёртвый. Единственное, что выдавало в нём жизнь, – морщинки на лбу. Уннгонна положила на него мокрую тряпку, а Хирка в это время незаметно поставила пивную кружку на стол.

Внизу в гостиной больше никого не было. Хирка пошла за каким-то слугой через поперечный флигель в высокий зал. Войдя в него, она открыла рот. Всё помещение было заполнено имлингами. Но она не слышала их, вокруг стояла тишина.

Затишье перед бурей.

Здесь были слуги и воины. Имлинги из города. Кто-то тихо переговаривался. Кто-то чистил серебро. Какой-то мальчик мыл круглый деревянный щит с тремя коронами. Горели два очага. Полгорода собралось здесь. Имлинги ждали. Ждали новостей об Эйрике. Она увидела спины Сульфрид и Тейна, но у неё не было времени на встречу с ними. Тогда все маски будут сорваны, а вся ложь выйдет наружу. Она вышла в осенний вечер навстречу буре.

Всевидящий, сохрани меня!

Они думают, она похожа на самого Всевидящего. Это она-то, кто даже не принадлежит к роду Има. Они полагают, что гниль спасёт Равнхов.

Пара суток слилась в одни. Хирка ходила из одной подозрительной пивной в другую, пока не нашла того, кто ей требовался – странника с такой же татуировкой, как у отца, в халате с изображением длинного колокольчика на руке. Но больше этот худой мужчина с холодными глазами ничем не походил на папу. Он забрал все монеты, что у неё остались, и сделал вид, что оказал ей услугу. Мужчина хотел дать ей опу в придачу, но Хирка ушла, не ответив на его предложение.

Зато она добыла золотой колокольчик, и никто не станет интересоваться, где она его взяла. Иногда, сидя у ложа хёвдинга, она ненадолго засыпала. Она дала ему столько золотого колокольчика, на сколько у неё хватило смелости, но лихорадка не проходила. Рана оставалась раздражённой и красной, но, по крайней мере, температура тела хёвдинга больше не повышалась.

Каждый час она смазывала рану солнцеслёзом и зелёным жезлом. Она заставила всех слуг броситься на поиски корня илира, чтобы уничтожить паразитов и успокоить боли хёвдинга. Остатки снадобья обнаружились у Ринны, но старая повитуха не проявила большой благосклонности, когда поняла, кто и зачем его просит. Самой уважаемой врачевательнице Равнхова никогда не доводилось возложить руки на хёвдинга, и она не скрывала своих мыслей по поводу того, что его будет лечить едва достигшая ритуального возраста девочка. И если бы не мольбы Сульфрид, от Ринны они получили бы одни лишь проклятия.