Три дочери Евы - Элиф Шафак

Последним говорил юноша по имени Бруно. Он сказал, что хотя и не принадлежит к марксистам и им подобным, но вполне согласен с Марксом, который называл религию опиумом для народа. Подобную точку зрения разделял и ныне покойный албанский лидер Энвер Ходжа. Бруно недавно прочел одну из его статей, где отрицательное отношение к религии было сформулировано с предельной четкостью.

– Все это замечательно, молодой человек, – кивнул Азур. – Но когда мы приводим чьи-либо цитаты и особенно цитаты философов и поэтов, для которых было важно каждое слово, мы обязаны быть предельно точны. Вот как звучит изречение Маркса: «Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа».

– Ну да. Так я и сказал, – пожал плечами Бруно, явно недовольный тем, что его прервали, едва он сел на своего любимого конька. Челюсти его напряглись, словно он готовился принять удар.

Все здесь твердили о том, что рассчитывают на откровенный обмен мнениями, сказал он. Что ж, он готов быть откровенным, хотя понимает, что его мнение далеко не всем будет приятно услышать. Но он надеется, на этом семинаре действительно приветствуется открытая полемика. Так вот, он крайне негативно относится к исламу. Честно говоря, все монотеистические религии вызывают у него неприятие, но христианство и иудаизм, в отличие от ислама, хотя бы подверглись реформации.

Отношение к женщине, которое предлагает ислам, кажется ему абсолютно неприемлемым, заявил Бруно. Будь он женщиной-мусульманкой, то немедленно отказался бы от такой религии. Проблема в том, что ислам не готов к изменениям, которых требует от него современный мир, так как не допускает никаких новых толкований Корана и хадисов.

– Если любые перемены под запретом, как мы сможем улучшить эту религию? – заявил Бруно.

Мона бросила на него сердитый взгляд.

– А ты меня спроси: нужно ли мне, чтобы ты улучшал мою религию? – процедила она.

– Превосходно! – воскликнул Азур. – Начало просто замечательное! Спасибо за то, что вы были так искренни и красноречивы. Выслушав, как вы горячо спорите о религиях, а не о Боге, который является для нас основным объектом интереса, я понял, что должен подробнее объяснить цели и задачи нашего семинара. – Встав в центре круга, профессор заговорил, воодушевленно размахивая руками. – Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать достоинства и недостатки ислама, христианства, иудаизма или индуизма. Конечно, мы будем говорить обо всех этих религиях, но лишь постольку, поскольку этого требует наша главная тема. Все наши исследовательские усилия будут направлены на постижение природы Бога. Ваши собственные религиозные убеждения не должны препятствовать вашей научной беспристрастности. Если вы чувствуете, что предмет разговора слишком волнует вас, вспомните слова Бертрана Рассела: «Наши эмоции обратно пропорциональны нашим знаниям. Чем меньше мы знаем, тем больше распаляемся».

Солнце зашло за тучу, и в сумраке, наполнившем комнату, глаза Азура сверкали особенно ярко.

– Надеюсь, всем понятно, чего я от вас хочу?

– Да, – ответил нестройный хор голосов.

Секунду спустя раздался еще один голос, робкий и неуверенный:

– Нет.

Это была Пери.

Азур пристально взглянул на нее:

– И что же вам непонятно?

– Простите… но я… Просто я не думаю, что мы должны… подавлять свои эмоции. – В досаде на то, что не может выразиться яснее, она всплеснула руками. – Мы все люди, а это значит… это значит, чувства имеют для нас не меньшее значение, чем разум. Так зачем же отказываться от эмоций?

Пери робко подняла глаза, ожидая встретить насмешливо-пренебрежительный взгляд профессора.

Но он смотрел на нее скорее одобрительно. Как видно, ее неумелая попытка отстоять свое мнение пришлась ему по душе.

– Молодец, девушка из Стамбула! – улыбнулся он. – Вижу, вы настоящий боец.

Обведя студентов взглядом, он продолжил свою речь. Если после окончания университета они будут рассуждать точно так же, как и до приезда сюда, это будет означать лишь одно: в Оксфорде они зря потратили время и деньги своих родителей. Тому, кто не намерен изменяться, лучше вернуться домой прямо сейчас.

– Вы все должны быть готовы к переменам. Только каменные валуны остаются неизменными. Точнее, и они меняются, но очень медленно.

Им повезло, что они оказались здесь, в одном из старейших университетов Европы. На протяжении веков Оксфорд оставался не только центром академической науки и исследовательских изысканий, но и средоточием теологических дебатов и религиозных диспутов.

– Повторяю, вам крупно повезло! Лучшего места для разговора о Боге просто не найти!

По мере того как профессор Азур говорил, лицо его, прежде непроницаемое, становилось все более оживленным. В голосе зазвучали стальные нотки, которые он обычно скрывал, обнаруживая лишь в порыве вдохновения. Глядя на него, Пери вдруг подумала, что он напоминает ей стамбульского уличного кота, только не из тех робких и забитых, что вечно жмутся по углам и обходят людей стороной, а из той независимой породы злобных и хитрых храбрецов, которые без страха расхаживают по самым высоким крышам и, исполненные сознанием своего величия, с высоты обозревают окрестности, словно это их собственное королевство.

– А теперь ответьте на вопрос. Если бы сейчас здесь появился человек из бронзового века и попросил вас описать Бога, что бы вы сказали?

– Бог милосерден, – произнесла Мона.

– Бог самодостаточен, – добавил Ави.

– Бог – это не Он, а Она, – заявила Элизабет.

– Не Он и не Она, – возразил Кевин. – Бог – это людская выдумка.

– Браво! – усмехнулся профессор Азур. – Вы все блистательно провалили тест!

– Это почему? – нахмурился Бруно.

– Потому что все вы говорите на языке, непонятном для наших косматых предков.

Он взял со стола пачку бумаги и коробку карандашей и попросил Рошан раздать их остальным.

– Забудьте о словах! Постарайтесь прибегнуть к помощи образов.

– Что? – возмутился Бруно. – Вы хотите, чтобы мы рисовали? Мы что, дети малые?

– Вы должны стать как дети, – кивнул Азур. – У детей богатое воображение. И, в отличие от взрослых, они умеют схватывать самую суть сложных вещей.

– Сэр, моя религия запрещает изображать Бога, – подняла руку Мона. – Мы считаем, что наше воображение бессильно Его представить.

– Прекрасно. Нарисуйте то, что вы мне только что сказали.

В течение следующих десяти минут все сосредоточенно скрипели карандашами, сокрушенно вздыхали и озабоченно перешептывались. Но постепенно на листах начали появляться рисунки. Вселенная с ее звездами, метеоритами и галактиками. Скопище белых облаков, пронзенное лучом света. Иисус Христос, широко раскрывший объятия. Мечеть со сверкающими на солнце золотыми куполами. Ганеша, божество с головой слона. Богиня земли с обнаженной грудью. Свеча, горящая во тьме. Страница, намеренно оставленная чистой…