Самая совершенная вещь на свете - Тим Беркхед

После вылупления птенца от яйца остается не так уж и много – одна скорлупа, которая стала чуть тоньше, чем была при откладке, потому что часть кальция перешла к птенцу и из нее сформировался его скелет. Но пустая скорлупа – это обуза: ее острые края могут повредить хрупкое тельце птенца. Обломки ее могут создать помеху движениям птенцов в гнезде. Что хуже всего, светлоокрашенная внутренняя поверхность скорлупы делает яйцо, которое когда-то было замаскировано, хорошо заметным для хищников. Родители преодолевают эти помехи, либо поедая скорлупу, либо избавляясь от нее каким-либо иным способом. Чаще всего они уносят обе ее половинки прочь. Птицы вроде цапель, гнездящиеся высоко на деревьях, просто выбрасывают осколки скорлупы из гнезда. Поганки, которые устраивают плавающие гнезда, сталкивают скорлупу под воду. А птицы, гнездящиеся на суше, например чайки, подбирают обломки клювом и уносят их за несколько десятков метров от гнезда.

В изящной серии полевых экспериментов, проведенных в 1950-х и 1960-х гг. в гнездовых колониях озерных чаек, Нико Тинберген изучил стимулы, которые побуждают птиц избавляться от яичной скорлупы, и продемонстрировал важность такого поведения для выживания гнезд. Стимул, который вызывает реакцию удаления, – легкий вес пустой яичной скорлупы; а ценность для выживания состоит в том, что хищники вроде ворон теперь не смогут ориентироваться на белую внутреннюю поверхность скорлупки как на подсказку в их поисках добычи, в данном случае – беззащитных птенцов чаек. Утки просто оставляют яичные скорлупки в гнезде, но уводят своих синхронно вылупившихся птенцов в такие места, где они будут в большей безопасности от хищников. Кайры и другие птицы, гнездящиеся на утесах, например чайки-моевки, попросту оставляют яичную скорлупу в месте вылупления птенцов, поскольку те и так находятся в относительной безопасности от хищников{319}.

В следующей, заключительной главе мы сведем воедино несколько сюжетных линий, которые выстроены перед читателем в предыдущих главах книги.

Когда у Джорджа Лаптона в очередной раз возникла нужда в деньгах, он около 1940 г. продал свою замечательную коллекцию яиц кайры миллионеру Вивиану Хьюитту, человеку весьма своеобразному.

Хьюитт родился в 1888 г. в семье Гримсби, владевшей весьма успешной пивоваренной империей. Молодой Хьюитт с юности был поглощен страстью к быстрым автомобилям и авиации. Он трижды привлек к себе внимание общественности. Первой его заявкой на известность был перелет из Холихеда в Северном Уэльсе в Дублин, столицу Ирландии, 26 апреля 1912 г., который в те дни стал первым и самым протяженным – семьдесят три мили – авиаперелетом через Ирландское море. Такой полет часовой длительности на аэроплане из дерева, проволоки и холста был чрезвычайно опасным, учитывая тот факт, что всего лишь за год до этого не менее шестидесяти пяти летчиков погибли, пробуя справиться с недавно изобретенной летательной машиной. Хьюитту было тогда двадцать четыре года, и эта успешная попытка сделала его знаменитостью{320}.

Вскоре после Первой мировой войны Хьюитту пришлось прекратить полеты по состоянию здоровья. Он унаследовал состояние в пивоваренном деле и, не испытывая потребности зарабатывать себе на жизнь, нуждался лишь в том, чтобы найти себе занятие. Он купил мореходное судно и стал посещать острова Уэльса, в том числе Бардси и Грассхольм, где обитали морские птицы, ради коллекционирования птичьих яиц. Вероятно, он не посягал на утесы Скомера, которыми владел Рувим Кодд, отчаянно охранявший девственную природу острова. Как Лаптон и многие другие коллекционеры, Хьюитт покупал яйца кайр у бемптонских «ск’лолазов», часто выплачивая немыслимые деньги за необычные экземпляры. Должно быть, за это браконьеры его любили!{321}

В 1930-е гг. Хьюитт приобрел недвижимость в Семлине, близ живописной северной оконечности острова Англси, где он устроил птичий заповедник. После десяти лет самостоятельного коллекционирования яиц Хьюитт переключился на закупку целых коллекций яиц у других людей и потому превратился в «кабинетного коллекционера». Масштабность приобретенной им коллекции яиц стала второй заявкой Хьюитта на известность.

Несмотря на феноменальное богатство, повседневная жизнь Хьюитта была довольно заурядной, так как в Семлине не было ни водопровода, ни электричества. Контраст с той роскошью, в которой Хьюитт купался в отеле «Савой» в Лондоне, где был частым гостем, трудно преувеличить. Он так никогда и не женился – возможно, из-за капризов властной матери. Всю жизнь в зрелые годы он оставался под опекой двух верных слуг – миссис Пэрри и ее сына Джека. Они втроем жили в затворничестве за огромной стеной, которую Хьюитт возвел вокруг своих владений – предположительно, чтобы охранять птиц на своих землях.

Помимо яиц Хьюитт скупал шкурки птиц, машины, монеты, почтовые марки и ружья, и Семлин превратился в огромное хранилище его обширных и беспорядочно собранных коллекций. Не имея финансовых ограничений, он приобретал все, что хотел, повинуясь собственной прихоти. Самыми известными его покупками были несколько чучел и яиц бескрылых гагарок. Коль скоро известные специалистам экземпляры этих птиц были добыты в предыдущее столетие, их шкурки и яйца были невероятно редкими и баснословно дорогими. Узнав, что в одном из шотландских замков хранились чучело и яйцо бескрылой гагарки, Хьюитт отправил туда еще одного знакомого ему коллекционера яиц, Питера Адольфа, вооружив его чеком, где не была указана сумма, чтобы получить и то и другое. Когда Адольф прибыл на место, хозяин имения сказал ему, что Хьюитт не сможет позволить себе купить сокровища. Но цена, названная помещиком, оказалась на 75 % меньше, чем та сумма, которую ожидал услышать Адольф. Сделка состоялась. Всего Хьюитт приобрел четыре чучела бескрылых гагарок и не менее тринадцати яиц – больше, чем мог себе представить какой-либо частный коллекционер до и после этих событий. Так состоялась третья заявка Хьюитта на известность.