Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » История России. Иван Грозный - Сергей Соловьев

История России. Иван Грозный - Сергей Соловьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 61 62 63 64 65 66 67 68 69 ... 86
Перейти на страницу:

История России. Иван Грозный

Ф. Клуэ. Генрих Анжуйский. 1570 г.

Иоанн находился в затруднительном положении: с одной стороны, тяжело ему было унизиться до искательства, неверен был успех и затруднительно положение в случае успеха; с другой – неприятно было и видеть себя обойденным, особенно когда выбор падет на человека нежеланного, с которым надобно будет опять начинать войну за Ливонию. Выслушавши донесение Ельчанинова, царь приговорил послать гонца Бастанова к панам с требованием опасной грамоты для больших послов. Бастанов доносил, что, по всем слухам, литовская Рада хочет выбрать московского государя; папский нунций доносил в Рим, что вельможи ни под каким видом не хотят московского царя, но народ показывает к нему расположение. Узнавши от Бастанова о возможности успеха, Иоанн велел немедленно отпустить в Польшу посланника Новосильцева с грамотами к Уханскому, к краковскому архиепископу и светским панам; в грамоте к Уханскому царь уверял, что веры и почестей духовенства не порушит, самому Уханскому обещал большие награды, если его старанием будет избран в короли. Но одних обещаний частным лицам было мало; Иоанн ни слова не говорил, отказывается ли он от прежних своих условий, а на сейме не хотели слышать ни о каких других условиях, кроме тех, на которых был избран прежде Генрих. Эти обстоятельства опять произвели то, что сторона московская, особенно между поляками, упала и выдвинулись вперед две стороны: сторона вельмож, которые хотели избрать императора Максимилиана, и сторона шляхты, хотевшей избрать Пяста, т. е. кого-нибудь из природных поляков или по крайней мере не австрийца, не кандидата стороны вельможеской.

В ноябре 1575 года начался избирательный сейм; приступили прежде всего к выслушанию послов иностранных. Послы императорские от имени своего государя предлагали в короли сына его, эрцгерцога Эрнеста, превозносили достоинства этого князя, говорили, что вследствие частого обращения с чехами он легко понимает их язык, легко поэтому может научиться и по-польски, а прежде чем научиться, будет употреблять язык латинский, которым владеет совершенно свободно и который у поляков во всеобщем употреблении; выставляли на вид выгоды Эрнестова избрания, вследствие которого Польша вступит в союз с Австрийским домом, владетелями германскими, италианскими, королем испанским и, наконец, с царем московским. После императорских говорили послы брата Максимилианова, эрцгерцога Фердинанда, также превозносили достоинства своего государя, его военное искусство, знание чешского языка, обещали, что Фердинанд будет вносить в Польшу большую часть доходов своих, приведет и сильные полки немецкой пехоты для отражения неприятеля. Посол шведский начал свою речь увещаниями сейму употребить все усилия для войны с Москвою, обещая, что шведский король с своей стороны употребит для этой цели третью часть податей; для прекращения же споров за Ливонию между Польшею и Швециею предлагал, чтоб поляки уступили Швеции свою часть Ливонии, а король шведский откажется за это от всех своих претензий: от денег, которые польское правительство взяло у него взаймы и уже четырнадцать лет не платит, от приданого своей жены, не отданного еще ей, от денег и земель, следующих ей по наследству. Потом посол приступил к главному вопросу: предлагал избрать или короля своего, Иоан на, или избрать в королевы сестру покойного Сигизмунда-Августа, Анну; приводил в пример англичан, которые, поручив правление королеве Елисавете, достигли наивысшей степени благоденствия; говорил, что только одним этим способом уладятся дела польские и шведские, ливонские и московские; будет крепкий союз между двумя соседними государствами, будет у них мир с турками, татарами и Германиею, москвитяне будут изгнаны из Ливонии, нарвская торговля, столь вредная для Польши и столь выгодная для Москвы, прекратится; королева Анна, зная язык и обычаи народные, могла бы выслушивать каждого и всякому оказывать справедливость. А если бы тут же сейм назначил наследником королевы Анны единственного сына шведского короля и по матери единственную отрасль Ягеллонова рода, Сигизмунда, знающего в совершенстве языки польский и шведский и достаточно латинский, италианский и немецкий, тогда король и королева шведские ничего не пожалели бы для сына своего, который явился бы в Польшу с значительною суммою денег для шляхты. Еще прежде, в 1574 году, после бегства Генриха, султан присылал грамоту с требованием, чтоб поляки не выбирали австрийца, который необходимо вовлечет их в войну с Портою. Пусть выберут кого-нибудь из своих, например, Яна Костку, воеводу сендомирского; а если хотят из чужих, то короля шведского или Стефана Батория, князя седмиградского. Посол от Батория явился на сейм и после обычного исчисления доблестей своего князя приступил к обещаниям: сохранять ненарушимо права панов и шляхты; заплатить все долги королевские; обратно завоевать все отнятое Москвою, для чего приведет свое войско; сохранять мир с турками и татарами; лично предводительствовать войсками; прислать 800000 злотых на военные издержки, выкупить пленную шляхту из земель русских, захваченную в последнее татарское нашествие. Наконец, выступил посол от Альфонса II, герцога феррарского, который, между прочим, обещал снабдить Краковскую академию людьми учеными, привести в Польшу художников и содержать их на своем жалованьи, воспитывать в Италии на свой счет пятьдесят молодых шляхтичей польских. Московских послов не было – никто не восхвалял достоинств Иоанна, никто не говорил о его обещаниях.

Раздвоение, соперничество, господствовавшие между вельможами и шляхтою в Польше, выразились на сейме; 12 декабря австрийская партия, состоявшая преимущественно из вельмож, провозгласила королем императора Максимилиана, а 14 шляхта провозгласила королевну Анну, с тем, чтобы она вышла замуж за Стефана Батория. Австрийская сторона имела большие надежды восторжествовать над стороною противною, потому что Литва и Пруссия преимущественно держались Максимилиана; но в начале сам император повредил своему успеху медленностию: когда явились к нему послы польские с известием об избрании, то он стал толковать с ними о перемене условий, на которых был избран; говорил, что вследствие двойного избрания он не может без помощи оружия сделаться королем польским; предлагал, чтоб для примирения обеих сторон королевою оставалась Анна, но мужем ее и королем был назначен сын его, эрцгерцог Эрнест, вместо Батория. По всему было видно, что старик Максимилиан, и в молодости не отличавшийся большою энергиею, охладел к желанию получить польский престол, когда видел, что надобно добывать его оружием. Так же медленно вел он и переговоры с Москвою, которой интересы были теперь тесно связаны с интересами Австрийского дома. Мы видели что союзы, заключенные между Москвою и Австриею против Польши при Иоанне III и сыне его Василии, кончились ничем. При Иоанне IV сношения возобновились по поводу дел ливонских: в 1559 году император Фердинанд I писал Иоанну, чтоб он не воевал Ливонии, принадлежащей к Священной Римской империи, и возвратил завоеванные уже места. Иоанн отвечал, что если цесарь хочет быть с ним в любви и братстве, то пусть пришлет великих послов, с которыми обо всех делах договор учинится. Великие послы не приезжали, и, несмотря на то, мы видели, что Иоанн требовал от поляков и Литвы избрания австрийского эрцгерцога в короли; это требование царя объясняется требованием султана не выбирать императора или его сына; враждебные отношения Австрии к Турции обеспечивали Московское государство в том, что между Польшею и Турциею не будет заключено союза и что польский король из Австрийского дома, опасаясь постоянно Турции, будет искать московского союза, для которого не пожалеет Ливонии. В июле 1573 года приехал в Москву императорский гонец Павел Магнус с грамотою, в которой Максимилиан II предлагал Иоанну соединенными силами противиться возведению на польский престол Генриха французского; гонец рассказывал о Варфоломеевской ночи, которая очень опечалила его государя: «Король французский воевал с королем наваррским и умыслил злодейским обычаем, чтоб с ним помириться; помирившись, сговорил сестру свою за наваррского короля, и тот приехал на свадьбу, и с ним много больших людей приехало; тут король французский зятя своего, наваррского короля, схватил и посадил в тюрьму, и теперь сидит в тюрьме, а людей его, всех до одного, с женами и детьми, в ту же ночь побил и сказал, что побил их за веру, что они не его веры; побил и своих людей, которые одной веры с королем наваррским: всего в то время побил до 100000. Всем христианским государям пригоже о том жалеть и кручиниться, а с тем злодеем французским не знаться. А вот теперь французский король брата своего отпускает на Польское королевство по ссылке с турецким султаном, и от того цесарю кручина. Цесарю хотелось, чтоб на Короне Польской был или сын его, или государь московский и у них была бы по старине любовь и братство; а приговорил цесарь, чтоб государство поделить: Польскую Корону – к цесарю, а Литовское Великое княжество – к Московскому государству – и стоять бы им заодно против турецкого и против всех татарских государей. А если королевич французский будет на Короне Польской, то с турецким у них будет союз, а христианству будет большая невзгода и пагуба». Иоанн отправил в Вену гонца Скобельцына выразить императору всю готовность свою стараться о том, чтоб Польша и Литва не отошли от их государства; о Варфоломеевской ночи писал: «Ты, брат наш дражайший, скорбишь о кровопролитии, что у французского короля в его королевстве несколько тысяч перебито вместе и с грудными младенцами: христианским государям пригоже скорбеть, что такое бесчеловечие французский король над стольким народом учинил и столько крови без ума пролил». Скобельцын возвратился безо всякого ответа, с жалобами на дурное обхождение с ним гонца императорского Павла Магнуса; скоро приехал и последний с жалобами на Скобельцына, обвинял его в том, что он не хотел взять цесаревой грамоты, о самом цесаре говорил невежливо и вел себя неприлично. Царь велел позвать Скобельцына к ответу, и тот во всем оправдывался: например, грамоты императорской он не захотел взять потому, что в ней Иоанн не был назван царем. Иоанн отписал императору, что вследствие его жалоб он положил опалу на Скобельцына, но при этом дал понять, что вина последнего и правота Павла Магнуса вовсе в его глазах не доказаны: «Мы велели ближним своим людям Скобельцына расспросить перед твоим гонцом Павлом, и Скобельцын сказывал, что Павел взял у него в долг 400 ефимков, а отдал только 138 и много бесчестья ему делал, а потому и взводит на него такие дела. Нашим гонцам на обе стороны пригоже таких дел вперед не делать и до нас кручин не доносить, чтоб от их бездельных врак между нами братской любви порухи не было». Потом приезжали в Москву другие гонцы с извинениями, что Максимилиан за большими недосугами не мог условиться с царем насчет дел польских; эти извинения очень сердили Иоанна; сердило его и то, что вместо послов являлись от императора купцы, хотевшие выгодно поторговать в Москве. Наконец в декабре 1575 года явились великие послы Иоган Кобенцель и Даниил Принц. Пристав, провожавший их, доносил государю о речах толмачей посольских, взятых в Польше: «Литовским людям не хотелось послов чрез свою землю пропускать, но, боясь цесаря, пропустили, а слово об них в Литве такое: идут послы от цесаря к московскому государю на совет, чтоб им заодно промыслить и Литовскую землю между собою разделить». Иоанн хотел дать понять послам, как поздно они приехали, как неприлично было императору в продолжение столь долгого времени присылать одних гонцов да купцов; он велел остановить послов в Дорогобуже, куда явились боярин Никита Романович Юрьев, князь Сицкий и дьяк Андрей Щелкалов с таким наказом от царя: «Приехавши в Дорогобуж, устроить съезжий двор и, сославшись с цесаревыми послами, съехаться с ними на этом дворе и спросить их от имени государя, за каким делом присланы они от цесаря? Если послы откажутся объявить, зачем они присланы, то говорить им: «Не дивитесь, что государь велел вас на дороге спрашивать, не давая вам своих очей видеть, всякое дело живет по случаю: прежде не бывало, чтоб послов на дороге спрашивали о деле, но не бывало прежде и того, чтоб такие ближние люди ездили так далеко говорить с послами о деле; случилось так потому, что от государя вашего, цесаря Максимилиана, приезжали к государю нашему торговые люди, а сказывались посланниками и гонцами; государь наш велит им почесть оказывать как пригоже посланникам и гонцам, а посмотрят – так это гости, торговые люди! Вот почему теперь государь и послал нас, ближних своих людей, спросить вас, какие вы люди у цесаря и по прежнему ли обычаю приехали?» Послы отвечали, что такие речи им очень прискорбны и что они не могут передать цесаревых речей никому другому, кроме самого великого государя; если торговые люди назывались посланниками и гонцами, то цесарь велит их за то казнить, а они, послы, ближние люди у цесаря и приехали за тем, чтоб подтвердить прежний союз, уговориться и о литовском деле, и о всяком христианском прибытке. Максимилиан прежде писал, что ему нельзя вступить в переговоры с московским государем за великими недосугами; Иоанн, узнавши об ответе Кобенцеля и Принца, послал им такую грамоту: «Вы бы о том не поскорбели, что мы вам теперь очей своих вскоре видеть не велели, потому что у нас много дела, были мы в отъезде; а как приедем в Можайск, то сейчас же велим вам быть у нас».

1 ... 61 62 63 64 65 66 67 68 69 ... 86
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?