Город Перестановок - Грег Иган

На одной детали, однако, он никак не мог сосредоточиться; один сделанный им в облачном времени выбор, который, похоже, он решил спрятать от себя полностью.

Запрограммировал ли он своё «внешнее я» на определённое количество повторений цикла? А-Б-В-А-Б-В-А-Б-В… А потом вдруг сквозь небо, словно кулак Бога, с грохотом проламывается некое величественное Г-Д-Е или пряди облаков вдруг сдвинутся с места, положив конец вечному движению? Брошенный снизу крюк может сорвать Пира со стены здания, или какое-то крошечное изменение среды столкнёт вдруг его мысли с идеальной кольцевой орбиты. В любом случае пережить один полный цикл – всё равно, что пережить их тысячу, и, если где-то тикает будильник, с его собственной точки зрения, звонок прозвонит на следующем цикле.

А что, если часов нет? Он мог оставить свою судьбу в чужих руках. Случайный звонок от другой Копии или какое-то событие во внешнем мире может оказаться сигналом, который освободит его.

Или он мог избрать абсолютный солипсизм – перемалывать цикл за циклом, что бы ни случилось, пока душеприказчица не промотает его состояние, террористы не взорвут все суперкомпьютеры, не рухнет цивилизация, не погаснет солнце.

Пир остановился и тряхнул головой, сбрасывая со лба капли пота. Ощущение deja vu, вызванное этим действием, было, по-видимому, чисто синтетическим и ничего не говорило о том, сколько раз он повторил один и тот же жест. Пиру вдруг пришло в голову, что прогонять цикл больше одного раза было бы крайне неэлегантным решением, и едва ли он это сделал. Его субъективное время просто свёрнуто в петлю, замкнуто само на себя, и нет необходимости во внешнем повторении первого момента вслед за финальным. Что бы ни случилось снаружи, «потом», изнутри петля лишена швов и идеально завершена. Рассчитав один-единственный цикл, он мог совсем себя отключить – не было бы никакой разницы.

Подул лёгкий ветерок, холодивший кожу. Пир никогда в жизни не чувствовал себя таким спокойным, расслабленным физически и умиротворённым умственно. Потеря Кейт наверняка была тяжёлым испытанием, но он оставил его позади. Раз и навсегда.

Пир продолжал спуск.

21. (Не отступая ни на шаг)

Июнь 2051 года

Мария очнулась от сна, в котором она рожала. Акушерка приговаривала: «Тужься! Тужься!» Мария стонала сквозь сжатые зубы, но делала что велено. «Ребёнок» оказался измазанной кровью статуэткой, вырезанной из гладкого твёрдого дерева.

В голове стучало. Комната была погружена в темноту. Часы Мария сняла, но сомневалась, чтобы ей удалось проспать долго, иначе кровать показалась бы незнакомой и пришлось бы вспоминать, где она и почему. Вместо этого ночные события вернулись к ней моментально. Было далеко за полночь, но новый день ещё не наступил.

Отсутствие Дарэма она почувствовала раньше, чем, пошарив по кровати, окончательно в этом убедилась; потом некоторое время неподвижно лежала и слушала. Всё, что услышала, – отдалённый кашель из другой квартиры. Свет нигде не был включен, иначе она увидела бы отблески.

Запах ударил в ноздри, стоило ей выйти из спальни. Кал и рвота – с тошнотворными сладковатыми нотками. Марии представилось, что у Дарэма наступила реакция на тяжёлый день и ночное шампанское, и она чуть не повернулась, чтобы уйти в спальню, открыть там окно и зарыться лицом в подушку.

Дверь ванной была полуоткрыта, но никакие звуки не намекали, что он может быть ещё там – ни единого стона. Глаза начало щипать. Она не могла поверить, что проспала весь шум.

– Пол! – осторожно окликнула Мария. – У вас всё в порядке?

Ответа не было. Если он валяется без сознания в луже рвоты, алкоголь тут ни при чём – Дарэм серьёзно болен. Пищевое отравление? Мария толкнула дверь и включила свет.

Он лежал в нише для душа. Мария поспешно отступила, но детали увиденного продолжали проявляться в сознании ещё долгое время после бегства. Кольца кишечника. Дерьмо пополам с кровью. Походило на то, что Дарэм встал на колени, а потом вдруг расползся в стороны. Поначалу Мария была уверена, что видела нож, красный на белом кафеле, – но потом ей стало казаться, что это могло быть всего лишь пятно Роршаха от случайного потёка крови.

Ноги Марии стали подгибаться. Ей удалось добраться до одного из стульев. Она села, чувствуя лёгкость в голове и пытаясь сохранить сознание: она никогда в жизни не падала в обморок, но некоторое время лишь так ей удавалось не отключиться.

Первым ясным ощущением было изумление от собственной глупости, словно она только что, широко шагая, с открытыми глазами попыталась войти в кирпичную стену. Дарэм верил, что его Копия достигла бессмертия и доказала гипотезу пыли. С завершением проекта цель всей его жизни была достигнута. Чего она ждала от него после этого? Что он продолжит торговать страховыми полисами?

Это Дарэм простонал сквозь стиснутые зубы – вот откуда взялся её сон.

И это Дарэм всё время тужился, завершая проект. Дарэм выглядел так, будто вот-вот родит.

Мария вызвала «скорую».

– Он распорол себе живот ножом. Рана очень глубокая. Я не смотрела вблизи, но, по-моему, он мёртв.

Обнаружилось, что с марионеткой-диспетчером аварийных служб она вполне может говорить спокойно, а вот если бы пришлось повторить то же самое живому человеку, наверняка расклеилась бы.

Когда Мария повесила трубку, зубы у неё застучали, и она всё время издавала тревожные звуки, которые ей словно и не принадлежали. Она хотела одеться, пока не приехали «скорая» и полиция, но сил двигаться не было, и сама мысль о беспокойстве из-за того, что её застанут голой, казалась неимоверно малозначительной. Потом что-то нарушило её паралич, и Мария, поднявшись на ноги, принялась нетвёрдой походкой бродить по комнате и собирать одежду, разбросанную ими по комнате несколько часов назад.

Полностью одевшись, она неуклюже опустилась в углу гостиной, твердя про себя литанию самооправдания. Она никогда его не поощряла. Она спорила с его безумной верой при любой возможности. Могла бы она его спасти? Как? Уйти из проекта? Это ничего не изменило бы. Попытаться сдать его в психушку? Доктора объявили его здоровым.

Самое худшее, что она сделала, – стояла рядом и позволила ему отключить собственную Копию.

И ведь есть ещё шанс…

Вскочив на ноги, она кинулась к ближайшему терминалу и подключилась к аккаунту проекта в JSN. Однако скан-файл Дарэма исчез, уничтоженный так же тщательно и необратимо, как её собственный. В контрольных записях не было ни малейшего признака, что данные могли сохраниться где-то ещё. Как и файл Марии, запись Дарэма содержала специальную пометку об исключении из автоматических ежечасных контрольных сохранений, которые делала JSN. Единственное место, где воспроизводились данные, – это внутри конфигурации «Эдемский сад», а все следы данной структуры были уничтожены.

Она сидела за терминалом и проигрывала файл с записью, на которой Копия-Дарэм проводил эксперименты, испытывая законы своей вселенной и радостно торопясь… к чему? К необъяснимой внезапной аннигиляции всего, что он намеревался положить в основу своего существования?