Вера - Джон Лав

Лучи ели, корабль двигался вперед, рана смыкалась за ним, лучи ели, корабль двигался вперед. Кир смеялась во весь голос («Вот бы Каанг сейчас нас видела! Тахл, это прекрасно. Может, даже сработает!») и, не переставая, стреляла, а цвета захватывали дух. Впереди, там, где открывался разрез, лучи творили нечто похожее на солнце, водоворот белизны из расплавленных красок, распадающихся и сливающихся вновь, но его подлинный цвет не мог достичь экрана мостика. Темно-синие лучи, похожие на застаревший кровоподтек, фильтровали сияние до скромной пастели персикового, розовато-лилового и сиреневого цветов: из-за них, изящных и обманчивых, создание проулка казалось чудом, лишенным даже намека на масштабность. А заодно они скрывали конец новоявленного тоннеля.

— Сейчас я больше ничего не могу сделать, коммандер, — сказал Тахл. — По крайней мере, пока мы не доберемся до ядра.

Фурд кивнул. Последние несколько минут — ему казалось: секунд, но экран отсчитывал минуты — он наблюдал за пилотом так же пристально, как и за экраном. Сама идея, что шахранин мог придумать такое, очаровывала, подобно бурлящим пастелям художника-оформителя впереди. После многих лет знакомства Фурд знал Тахла хуже, чем «Веру», с которой встретился несколько дней назад.

Прошли минуты. Лучи ели, корабль двигался вперед, рана смыкалась за ним, лучи ели, корабль двигался вперед. Простой цикл внутреннего сгорания, управляемый постэйнштейновской физикой. Фурд многое бы отдал, чтобы увидеть, как на процесс влияют инструменты Тахла (угол бортовой качки, дифферент, отклонение от курса, скорость, пространственные координаты); корабль по-прежнему шел на девяностопроцентной ионной тяге, но внутри астероида. А ракета…

— По-прежнему на месте, коммандер, — доложил Смитсон.

— И, — добавил Тахл, — мы идем не на девяностопроцентной скорости. Мы идем на девяностопроцентной мощности, но скорость снизилась, так как мы находимся не в космосе.

«Я подумал вслух? — спросил Фурд или подумал, что спросил. — И я сейчас реально спросил всех о том, что подумал вслух, или же это было только в моей голове? И я…»

Вот тогда все начало меняться. Как и мысли коммандера, все вокруг замедлилось. Как только корабль вошел в астероид, скорость упала и продолжила падать. Ближе к ядру материя стала плотнее, проникновение шло тяжелее, а пастельная иллюзия темнела и смыкалась. Сами цвета искажались, углублялись. События неожиданно стали плавными; даже звуки приходили с задержкой.

— Эту. Ракету Она предназначила. Специально. Для нас. — Голос Джосера крался вокруг головы Фурда, пытаясь пробраться внутрь.

— Вы можете сказать, сколько времени нам понадобится, чтобы достичь ядра? — Фурд услышал собственный голос, спрашивающий Тахла, словно со стороны.

— Нет, коммандер, так как я не могу предсказать уровень замедления. Может, мы и вовсе никуда не доберемся.

— Не доберемся?

— Если мы достигнем ядра, лучи взорвут астероид. Если же нет, нас поглотит камень. Как…

Как Книгу Шрахра, заточенную в хрустале, подумал Фурд. Или сказал.

Лучи ели; корабль шел вперед; рана смыкалась за ним.

Воздух стал густым, как древесная смола, и события, словно насекомые, попадали в него, как в ловушку. Он окутывал свет и звук, делал мысли бессвязными, а разговоры, мямля, уходили в никуда. Время вывернулось. Секунды растягивались в минуты или того дольше.

Фурд поймал себя на том, что повторяет последний разговор с Тахлом. Он ходил вокруг слов, а те стояли могильными камнями на кладбище. Только в этот раз в разговоре участвовало три голоса, а не два, так как в беседу периодически врывался чей-то рев, который стирал часть реплик без всякой системы, словно идиот, малюющий страницу.

— Вы можете сказать…

— …сколько времени нам…

— Не доберемся?

— Как Книгу Шрахра, заточенную…

А потом он вывернулся наизнанку и превратился в стертые им слова. Понадобится. Ядро. Хрусталь. Те раскрошились, голос снова стал бессловесным. Пустился в погоню за собственным эхо, поймал, обрел протяженность, и Фурд начал бояться его, а потому ушел прочь.

На кладбище слова по-прежнему возвышались могильными камнями, но появилось и что-то еще. Там, где должен был стоять «Хрусталь», теперь обреталась тьма. Она росла. Сначала выпростала тонкие щупальца толщиной с волос, похожие на трещины в воздухе; потом они стали больше, нагнали тонкие, поймали, скитаясь между слов, поглощая их, отрицая их. Затем все эти отростки объединились, превратились в черную паутину размером с планету. Она повернулась навстречу Фурду, кинулась на него одновременно сверху, снизу, со всех сторон и — неожиданно интимным жестом — отвела в сторону часть себя, показала внутренние альковы. Фурд испугался. Ушел прочь, назад к своему кораблю, но тьма последовала за ним и туда, где стала третьим голосом.

Им говорил сам астероид, ревущий сверху, снизу, со всех сторон, распухая, подбираясь к взрыву: распад камня, сквозь который лучами расходилась черная паутина линий разлома, сначала тонких, потом толстых, преследующих друг друга. Бессловесный голос содержал в себе намеки на слова, растущие и умирающие внутри него; и Фурд, возвратившись на корабль оттуда, где был, понял, что вернулся в сумасшедший дом.

— Эту ракету… — начал Джосер.

— Попался, — прошептала Кир, стреляя. — А теперь поторопись и умри.

Астероид ринулся, подчинившись ей.

— …Она предназначила специально для нас. — Джосер говорил сам с собой, на него не обращали внимания.

— По-прежнему на месте! — орал Смитсон, тыкая в кормовую часть экрана. — И она никогда не отстанет!

Но более всего поражал Тахл, Фурд никогда прежде не видел, чтобы тот кричал. Слишком рано, астероид взрывается слишком рано, мы еще не достигли ядра, я не готов…

— Тахл?

— Коммандер, я рад, что вы вернулись. Думал, вы уже не с нами.

— Я тоже так думал.

— Посмотрите, коммандер. Посмотрите, что мы сделали.

Они оба говорили тихо, словно ничего другого не существовало; словно корабль не пытался развалиться вокруг них, словно астероид не пытался раздвинуть стены проулка, созданного Тахлом, и заставить себя взорваться.

— Так лучи…

— Оказались слишком сильны для него, коммандер.

«Мы по-прежнему, — подумал Фурд, — понимаем друг друга с полуслова».

— Я все равно не думал, что он сдастся так быстро.

— Не думали? Это же всего лишь астероид.

Они оба пожали плечами, жест этот подходил и для окончания разговора, и как итог всех тех лет, что они знали друг друга; потом повернулись к экрану и стали смотреть на дело своих рук.

Воздух изменился. Густота и медленность иссякли. На смену им пришли острота и кристальность. Свет и реальность, почти остановившись, снова начали двигаться, но в стороне друг от друга, повторяя движение каждого атома в астероиде. Все расходилось, отдалялось, как шахране после прочтения Книги Шрахра.