Невеста насилия - Звева Казати Модиньяни

— Фрэнк не заставит меня вернуть тебя домой.

— Фрэнку и так все про нас известно. Он знает, где мы и чем занимаемся.

— Откуда? Ты сказала?

— Нет. Я ничего не говорила. Но знаешь, по-моему, от него ничего не утаишь. Фрэнк на самом деле человек терпимый, хотя на первый взгляд так не скажешь.

— Однако лучше не рисковать?

— В каком смысле?

— Лучше честно признаться ему, как обстоят дела.

— Мы поженимся, снимем дом в Йеле, — размечталась Нэнси. — Я буду учиться, а ты будешь приезжать, когда сможешь. Здорово я придумала, правда?

— Замечательно! — согласился Шон, но тут же добавил: — Тебе пора домой.

Шон гнал «феррари» в сторону Гринвича, оставив позади россыпь нью-йоркских огней.

— Мне кажется, что иногда ты разговариваешь со мной, как с глупым ребенком, — заметила Нэнси.

— Ничего подобного! — не очень уверенно возразил Шон.

Ему вдруг стало грустно и горько. Проклятые призраки прошлого отравляли день сегодняшний. До отъезда Нэнси на Сицилию все казалось таким ясным и безоблачным. Протяни руку — и вот оно, счастье, полное, безграничное счастье.

— А может, бросим все? — неожиданно предложил Шон.

— Что «все»? — удивилась Нэнси.

— Нью-Йорк, мой бизнес, квартиру, твой университет…

Нэнси вспомнила квартиру Шона на Манхэттене с видом на Центральный парк, и сердце ее сжалось.

— Куда же мы уедем? — встревоженно спросила она.

— В Ирландию.

Об Ирландии девушка не знала ничего, только видела один фильм Джона Форда об этой стране.

— Ты шутишь? — недоуменно произнесла Нэнси.

— Нет. Ирландия — моя родина. Когда я был мальчишкой, отец рассказывал мне о прекрасном доме на зеленых холмах. Ирландия — чудесное место, если жить там с любимой.

— Издалека родина всегда кажется нам прекрасной, — возразила Нэнси, вспомнив Сицилию. — К воспоминаниям примешивается ностальгия, волнение. И тогда, где бы ты ни оказался, вдали от родной земли начинаешь чувствовать себя, словно в душной тюрьме. Каждому нужна такая далекая родина, о которой вспоминаешь с сожалением. Это сон, греза, иллюзия. Но когда сталкиваешься с реальностью, сны рассеиваются…

— Хорошо, — согласился Шон. — Никуда мы не уедем.

Нэнси облегченно вздохнула. Ей вовсе не хотелось расставаться с Америкой. С этой великой страной связана вся ее жизнь, все ее радости и горести; без Америки нет для нее будущего. Здесь пообещала Нэнси отцу стать большим человеком. И слово она сдержит.

Большой дом на зеленых холмах — это конец дороги, а Нэнси еще и не начинала свой путь.

Нэнси вошла в библиотеку и увидела Тейлора за столом, заваленным книгами. Он сидел, погруженный в чтение, у большого окна, за которым виднелись кроны деревьев. Солнечные лучи освещали белокурую голову, склоненную над книгами, и падали на белую льняную рубашку. Он засучил рукава, так что видны были крепкие, загорелые руки, покрытые золотистыми волосами. Нэнси на мгновение остановилась, прижимая к груди книги, посмотрела на Тейлора, потом решительно подошла к нему.

— Привет, — тихонько поздоровалась девушка, чтобы не нарушать царившую в библиотеке тишину.

Молодой человек поднял голову, и в его больших голубых глазах вспыхнуло сначала изумление, а потом радость.

— Надо предупреждать о своем появлении заранее, — пробормотал он.

— Зачем? — удивилась Нэнси.

— Ты слишком хороша; у меня чуть сердце не остановилось. — И он шутливо поднес руку к груди.

Их разговор отвлек кое-кого из студентов, на Нэнси с Тейлором оглядывались, и преподаватель попросил их не мешать.

— Я возмущен! — Тейлор сделал вид, что обиделся. — Из-за тебя мне сделали замечание. Пошли отсюда.

Он быстро собрал книги, взял Нэнси за руку и вывел ее из читального зала.

— Куда ты хочешь пойти? — спросила девушка.

Ее забавляла решительность молодого человека.

— Туда, где старые друзья могут спокойно побеседовать, — ответил он. — Тебя устраивает такое определение или объяснить подробней?

— Думаю, определение верное, по крайней мере, пока верное, — кокетливо заметила Нэнси.

Они сдали книги и вышли на улицу. Через несколько минут Нэнси и Тейлор уже неслись в открытой машине в сторону океана и теплый июльский ветер трепал их волосы.

— Ты что, решил получить приз «Формулы один»? — спросила Нэнси.

— На этом маршруте я любого гонщика обгоню, — похвастался Тейлор.

У старого порта он сбавил скорость. Проехав портовый квартал, Тейлор свернул к набережной, застроенной прекрасными виллами.

— По-моему, здесь можно спокойно побеседовать, — сказал он, остановив машину у гранитной ограды.

Обсаженная лаврами аллея вела к дверям новой виллы, окруженной азалиями и цветущим кизилом.

— На мой взгляд, здесь слишком спокойно, — заметила Нэнси. — Это что, домик семи гномов?

Нэнси не хотелось, чтобы Тейлор ошибался на ее счет и рассчитывал на что-то, привезя девушку сюда. Он подошел к зеленой двери и, взмахнув рукой, пригласил Нэнси войти.

— Это мой дом, — сказал Тейлор, — говорят, построен по проекту Ле Корбюзье.

— Один из этапов истории искусства? — улыбнулась девушка. — А ты уверен, что он действительно твой?

— Родители подарили, когда я получил степень магистра по международной экономике.

— Неплохой подарок.

— Теперь он имеет смысл.

— Не поняла…

— Я пригласил в этот дом самую очаровательную и самую неуловимую девушку в мире.

— Я польщена! — рассмеялась Нэнси и изящно поклонилась. Она прошла в холл, где стеклянная стена открывала взору прекрасную панораму: на первом плане цветущий кустарник, дальше журчащий фонтан и еще дальше — безбрежная гладь океана. Нэнси легко повернулась на носках, бело-голубая клетчатая юбка приподнялась колоколом, приоткрыв стройные загорелые ноги. При этом она нечаянно уронила на пол сумочку, что носила на плече. Тейлор бросился поднимать и увидел выпавший из сумочки небольшой, но тяжелый предмет: маленький револьвер с рукояткой, отделанной перламутром.

— А это что такое? — сидя на корточках, спросил юноша, взвесив на ладони оружие.

— Не видишь, что ли? Револьвер… — усмехнулась Нэнси. Она подошла к Тейлору, взяла оружие и положила обратно в сумочку. Револьвер подарил ей Шон вскоре после возвращения с Сицилии.

— Может понадобиться, — сказал тогда ирландец. Нэнси ощутила ужас, когда Шон вложил ей в руку оружие. Перед ее глазами встала та жуткая сцена многолетней давности, которую она всеми силами старалась забыть. Она не хотела возражать Шону и положила тогда револьвер в сумочку, но заметила: «Думаю, я никогда не смогу выстрелить…»