Три стервы - Титью Лекок

По прошествии трех часов безостановочного чтения, передышек, наполненных паникой и “Пауком”, необходимым, чтобы прийти в себя, Фред заметил новый мейл от Габриэль. Это заинтриговало его настолько, что он на несколько минут позабыл о своих страхах. Gabrielle d’Estré[email protected] спрашивала у него совета.

Фред, ты знаешь, как я доверяю твоим суждениям. У меня нет привычки грузить всех подряд своими проблемами, но мне бы очень хотелось услышать твое мнение. Не знаю, что мне ответить на предложение Ришара. Чтобы тебе было понятно: он мне правда дорог, я хочу за него замуж, но у меня впечатление, будто это неправильное решение. Я знаю, что над моими историями про реинкарнацию смеются, но ведь нужно извлекать уроки из прошлого, и я не могу не видеть аналогий с судьбой моей прапра, что кажется мне плохим предзнаменованием.

Сам факт, что Габриэль советуется с ним по такому важному поводу, льстил Фреду, но ему все-таки было грустно. Если честно, он совсем не хотел, чтобы Габриэль выходила замуж за Ришара. Он предпочел бы, чтобы она оставалась загадочной Габриэль д’Эстре, а не мадам имярек, как все. Однако Фред не сомневался, что как друг он должен исходить из ее интересов. Поэтому он успокоил ее в ответном письме (где пытался убедить в необоснованности суеверных страхов), но это принесло ему не удовлетворение, а глубокую грусть.

Когда он наконец-то вернулся в Майспейс, то увидел, что Водяная Лилия ответила. Еще до того, как Фред нажал на сообщение и прочел его, интуиция ему подсказала, что ничего хорошего в ее ответе нет. Он стянул капюшон и голым прошагал в ванную, чтобы плеснуть на лицо холодной воды. Но, хотя он держал кран открытым несколько минут, из него все равно лилась только тепловатая вода. Вернувшись к компьютеру, он посидел какое-то время неподвижно, уставившись на экран. В своей жизни Фред огреб немало отказов от девушек и научился относиться к ним более или менее спокойно. Но здесь ситуация была другой, поскольку он считал, что у них с Водяной Лилией может что-то получиться. Могло бы. Возможно, могло бы. Но разумные и доброкачественные отношения – это не для него. Люди встречаются, между ними проскакивает искра, они обмениваются телефоном, опять видятся, вместе спят, созваниваются через пару дней и т. д. Но нет, у Фреда всегда что-то идет наперекосяк. Нарушит ли эту закономерность Водяная Лилия? Фред обреченно вздохнул и кликнул на ее имя.

Только закончив читать сообщение Водяной Лилии, в особенности после абзаца, начинающегося со слов “Мне искренне жаль”, Фред осознал, что все-таки до конца надеялся. Питал надежду, что хотя бы раз все получится и девушка наконец-то выберет его. Он провел ладонью по глазам: он был раздавлен печальной действительностью. В отличие от письма Алексии, сообщающего о разрыве, это послание он не стал перечитывать пятьдесят раз подряд. Бесполезно. Он прекрасно понял написанное. Он клевый, замечательный, а проблема – у нее, и она за это просит прощения, но встретиться они не могут, лучше поставить точку. Да забить ему на то, какой он клевый, если она все равно его бросает. Алексия сказала, что он ноулайфер, и бросила его. Водяная Лилия говорит Фреду, что он замечательный, и бросает его. Ему стало казаться, что в его жизни наметились некие настойчивые повторы. И на этот раз нет смысла выстраивать систему координат, отражающую соотношение успеха и провала. Провал был очевидным. Полным. Всеобъемлющим.

Фред вытер лоб тыльной стороной ладони – он снова вспотел. Он встал и облокотился о подоконник, надеясь поймать хоть какое-то дуновение. Вокруг царила тишина, словно зной сразил всех обитателей квартала. Только издалека доносился гул кольцевой дороги. В доме напротив три окна на разных этажах были освещены голубоватым сиянием работающих телевизоров. И вдруг Фреда поразила простая и убийственная догадка: он больше никогда не услышит о Водяной Лилии. Это не просто отказ от встречи – это конец всех их отношений. Эма отдалялась от него, Водяная Лилия исчезла, и ему мало что осталось. Появление Алексии могло бы наполнить его блаженством, но мысль, что он обязан этим своей известности, вызывала у него отвращение. У Фреда не было ни малейшего желания извлекать выгоду из своей популярности. Алексии стоило бы гораздо раньше поинтересоваться, как у него дела. А теперь ее мотивация абсолютно прозрачна. Превратившись в медийную фигуру, Фред стал интересен.

Ему было грустно, но спокойно. По-настоящему его занимал один-единственный вопрос. Зачем тянуть? Зачем упорствовать в проживании такой никчемной жизни? Никакого смысла продолжать просто нет. Ничего больше его здесь не удерживает. Нет ни дружбы, ни надежды. Пора. Он вернулся к письменному столу. На экране оставалась его страница на Майспейсе. Он зашел в меню и без всяких колебаний нажал на “Удалить мой аккаунт”.

Можно идти спать. Веревка разорвана. С Персоной покончено.

Назавтра, когда он проснулся и пил свое какао, и потом еще, когда ждал на перроне электричку, и в лифте, поднимавшем его на нужный этаж, и даже возле кофейного автомата, и за столом, и направляясь в туалет два часа спустя, и идя через площадь на обед, и разнося почту, проходя через турникет в метро, глядя в окно вагона и на дисплей своего мобильника, и вечером включая телевизор, Фред пребывал в растерянности. У него было ощущение, будто он ищет неизвестно что, но при этом не хочет найти. Он с переменным успехом старался не сосредоточиваться на этом, не обращать внимания. Он погрузился в работу, чтобы заблокировать рефлекс, побуждавший зайти на Майспейс и прочесть сообщения от Водяной Лилии. Его жизнь вновь стала такой, как раньше. В этот день он не получил ни одного мейла – как если бы Стерв никогда не существовало. Как если бы ничего никогда не существовало, а вся его жизнь сводилась к роли винтика в хорошо отлаженном механизме непостижимой для него экономической системы. Он жил лишь затем, чтобы выполнять некие обязанности в рамках компании. В перерывах между рабочими днями система давала ему несколько свободных часов, чтобы он мог вернуться в свою нору отдохнуть и принять пищу для восстановления сил и дальнейшего выполнения своих функций. И так будет повторяться еще сорок долгих лет. Вся его жизнь впустую. В бесконечном повторении одного и того же, одних и тех же слов, одних и тех же действий.

И только на следующий день во время обеденного перерыва, когда Фред сидел с привычным сэндвичем в привычной забегаловке, как всегда с программой RTL в качестве фона, он пришел к четкому выводу, что так продолжаться не может. Он жевал свой резинистый бутерброд, и его челюстям приходилось прикладывать изрядные усилия в попытке перемолоть ингредиенты и превратить их в массу, легко усваиваемую организмом. Одновременно он наблюдал за каждодневной вереницей фигур, пересекающих эспланаду на Дефанс, в костюмах и при галстуках, с атташе-кейсами в руках. Он старался освободить голову от любых мыслей, но рассеянно задавался вопросом, когда ему придется встретиться с Антуаном в следующий раз – наверняка во время ближайшего воскресного обеда, – и подозревал, что, как всегда, ничего такого ему не скажет, сдастся и поведет себя так, будто между ними не произошло ничего непоправимого. При воспоминаниях о словах брата на него накатил приступ злости, но он постарался отвлечься и сосредоточился на радио. В краткий информационный блок включили заявление министра здравоохранения, который утверждал, что реформа больничной системы будет доведена до конца согласованно и с уважением к интересам больных и персонала. Фред вспомнил, что в ходе своего расследования по ОРПГФ он читал и рекомендации по поводу больниц. И вдруг в его памяти всплыла улыбка Шарлотты. Он уже давно не вспоминал ее лицо, и неожиданное видение парализовало его. Секунду картинка продержалась невыносимо четко – в этой четкости было что-то болезненное. А потом она быстро расплылась. Шарлотта была бы недовольна, подумал он. Ей бы не понравилось то, что я делаю со своей жизнью. Она всегда беспокоилась обо мне. Фред тряхнул головой. Что я буду смотреть по телевизору сегодня вечером? Вот какие вопросы отныне должны стать приоритетными. Он поднес сэндвич ко рту и застыл. В это мгновение он как бы со стороны увидел себя, сидящего за столом в углу у окна, услышал свои мысли, перемешанные с потоком радиорекламы, и понял, что даже приложи он сверхчеловеческие усилия, ему не удастся вернуться назад. Он утратил способность к былому существованию в экзистенциальной пустоте. Не мог снова перестать жить и превратиться в маленький автомат. Его по-прежнему переполнял гнев на брата. Ему хотелось увидеться со Стервами. И хотелось верить, что однажды он встретит девушку, которая его поймет и на чью грудь ему будет дозволено изливать сперму.