Невинные души - Крис Муни

Вдруг он поднял глаза и увидел Дарби. Если она и испытывала сомнения относительно правильности своей затеи, то при виде потрясенного лица Купа они бесследно испарились. Он изумленно застыл на месте, но спустя мгновение понял, что бесцеремонно пялится на нее, и отвел глаза. Отвернувшись, он взял с тумбочки стакан с виски.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — не выдержала Дарби.

— Ты выглядишь просто потрясающе! — Он сглотнул и добавил: — Как всегда.

— Спасибо.

Он сделал глоток и вытер губы тыльной стороной руки.

Дарби подошла и положила руки ему на грудь. На высоких каблуках она была почти одного с ним роста. От него пахло алкоголем. Она осторожно провела кончиками пальцев по его груди и плечам. Потом, обняв его за шею, привлекла к себе и поцеловала в губы.

— Оно расстегивается на спине, — прошептала она. — Вот так.

Платье упало к ее ногам, и у Купа перехватило дыхание. Увидев, что скрывалось у нее под платьем, он покраснел до кончиков волос.

Он обхватил ладонями ее лицо, а Дарби потянула вверх его майку. Он поднял руки, и Дарби сдернула майку и отшвырнула ее в сторону. Ее руки поспешили вернуться к его телу, заскользили по гладкой коже его груди, туго обтянувшей словно высеченную из мрамора фигуру.

Дарби прижалась к Купу, и они поцеловались еще раз, уже медленнее и глубже. Теплые ладони Купа соскользнули на ее талию, а потом на ягодицы. Она тихонько застонала и почувствовала, как он напрягся. Дарби вдруг осознала, что этот момент полностью соответствует фантазии, которую она вынашивала с того самого дня, когда Куп улетел в Лондон.

— У меня один вопрос… — прошептала она.

— Какой? — хрипло спросил он.

— В туфлях или без?

— Конечно, в туфлях, — сглотнув, ответил он.

Она поцеловала его в шею. У него снова перехватило дыхание, и Дарби начала целовать его в грудь, чувствуя, что его сердце бьется все чаще и чаще. Потом скользнула ладонью по туго натянувшейся ткани его брюк и расстегнула пряжку ремня. Его пальцы стиснули ее локти. Дарби расстегнула молнию. Брюки упали на пол, а Куп закрыл глаза и запрокинул голову. Пальцы Дарби скользнули под резинку трусов.

— Дарби, я… я…

Он осекся. Его ресницы задрожали, а она снова провела ладонями по его груди и ласково обхватила его голову.

— Куп.

Когда он открыл глаза, в них блестели слезы. «Неужели он плачет?»

— Я тебя люблю, — прошептала она. — Я всегда любила и буду любить только тебя.

— Я знаю. — Куп уже не скрывал слез. — Я знаю, что ты меня любишь, — повторил он. — Но я не могу. У меня есть другая.

Дарби смутно осознавала, что перед ней стоит Куп, что по его щекам текут слезы, но самой ее в комнате уже не было. Ее сознание отделилось от тела. Такие моменты часто обыгрывались в телевизионных шоу и романтических комедиях. В заезженных и мелодраматических сюжетах отвергнутая женщина неизменно превращалась в несчастную и внушающую жалость жертву. Всякий раз Дарби хотелось крикнуть: «Хватит распускать сопли! Соберись! Сделай что-нибудь!» Но одно дело — наблюдать за слезливой сценой из уютной и безопасной глубины кресла, совсем другое — неожиданно стать ее героиней.

Куп вытер ладонями лицо и подобрал брюки с пола. Но вместо того, чтобы надеть их, сел на край кровати и наклонился вперед, видимо, чтобы скрыть более чем очевидную эрекцию.

«По крайней мере, тебе удалось его возбудить, — раздался у нее в голове насмешливый внутренний голос. — Хоть что-то тебе удалось сделать правильно».

Куп оперся локтями о колени и сделал глубокий вдох.

— Прости, Дарби, — дрожащим голосом произнес он.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать. Она хотела что-то сказать, но ее мозг каким-то образом утратил связь с языком.

— Я собирался все тебе рассказать, — продолжал Куп. — Я только подбирал момент.

Дарби обнаружила, что уже способна двигаться. Отвернувшись от Купа, в зеркале на противоположной стене она увидела свое отражение: смешная дама в кружевных трусах и бюстгальтере за триста баксов и туфлях за шестьсот. Она купила это барахло именно для такого момента. Рассмотрев свое уязвленное выражение лица и покрасневшие от обиды щеки, Дарби отвернулась и съежилась. Как же она себя ненавидела!

Она подняла платье и на негнущихся ногах пошла в ванную, а войдя, плотно закрыла дверь. Начался мучительный процесс возвращения в собственное тело. Когда она увидела, что ее ожидает, в груди вспыхнула обида и все, что только могло иметь отношение к этому мучительному чувству, но до этого момента камнем лежало внизу живота. Но она поспешила отвернуться от этих разрушительных эмоций и укрылась в том, что никогда ее не подводило, — она занялась делом.

Натянув чистые джинсы, носки, черную футболку и старые ботинки, Дарби открыла дверь и вошла в спальню.

Куп стоял возле окна. Он уже надел и застегнул брюки, наверное, чтобы оградить ее от дальнейшего соблазна. Но его майка все еще лежала на полу.

— Прости, Дарб.

— Ты уже извинился, — напомнила она, застегивая на плече кобуру. — Сколько бы раз ты это ни повторял, уже ничего не изменится!

Дарби сама удивилась спокойствию, прозвучавшему в ее голосе. Удивилась и обрадовалась.

— И как зовут нашу счастливую леди? — поинтересовалась она.

Куп не ответил. Но ей было все равно. Она деловито огляделась, пытаясь вспомнить, куда бросила куртку.

И вдруг она поняла, что показалось ей таким странным в тот вечер на балконе Джона Смита. Она перевела взгляд на Купа, стоявшего чуть правее, возле кровати. Когда Смит поднялся со стула, он стоял не прямо перед ней, а немного в стороне. Снайпер мог попасть в нее без малейшего труда, но вместо этого выстрелил в Джона Смита. Почему погибла не она, а отставной полицейский?

— Аманда, — неожиданно сказал Куп.

— Что?

— Ее зовут Аманда.

— И все? Имя из одного слова? Вроде Боно?

— Аманда Джоунс. Она секретарша из Лондона.

— Поздравляю.

— Слушай, я должен был рассказать тебе все раньше…

— Чем я успела попасть в нелепую ситуацию, — закончила она за него.

— Ты думаешь, что я не хотел…

— Трахаться?

— Я бы назвал это иначе.

— Я горжусь твоей выдержкой. Честно. Обычно ты сообщаешь плохие новости только после того, как трахнешь очередную жертву.

— Мило.

— Я всего лишь повторяю то, что ты сам мне рассказывал.

— Что я тебе… Прости, я тянул слишком долго, — произнес он, выговаривая каждое слово так отчетливо, как если бы имел дело с умственно отсталым ребенком, испытывающим затруднения в оценке человеческих эмоций. — Но я это сделал только потому, что ты мне глубоко небезразлична. Мы всегда были близкими друзьями. Я солгал бы, если бы стал утверждать, что не задавался вопросом, как все было бы, если бы мы с тобой сошлись… Я имею в виду не только физическую близость, а длительные отношения.