Миссия – любовь - Юлия Басова

– Эй! Привет! – окликнула я его. – Почему такой грустный?

Но он молчал, затем закурил и подошел ближе. Я увидела, что в правой руке у него сигарета, а в левой – небольшой пакетик с белым порошком. «Опять этот порошок! Недавно же было – кто-то мне предлагал… Кто?.. Не помню…»

Отец, докурив, не бросил бычок, а воткнул его себе в ладонь. Я почувствовала его боль как свою.

– Зачем? – заорала я. – Ты что, сукин сын, делаешь? С ума сошел? Больно же!

Он не отвечал, стараясь не встречаться со мной взглядом. Отец стоял, опустив голову, и словно обдумывал то, что сделает через минуту. Наконец он шевельнул губами и тихо, но упрямо произнес:

– Нет! Слышите? Нет.

Затем он помолчал и вдруг поднял голову, глядя вверх.

– Нет! – заорал он. – Слышите, нет!!!! Я не сделаю этого! Слышите?

Его голос звучал так ярко, так живо, так полно, так сочно, словно был единственным звуком на земле. Тогда я тоже крикнула:

– НЕ-Е-ЕТ!!!

Почему «нет», а не «да», я не знала и знать не хотела. Мне просто стало хорошо и спокойно, оттого что мы с отцом вместе кричим одно и то же. Я еще раз крикнула:

– Нет!

А затем проснулась и резко села на кровати. В комнате царил полумрак. Посмотрев на окно, я поняла, что сейчас ночь, и облизала опухшие губы. Они были намазаны какой-то гадостью. Видимо, пока я спала, Роберт нанес специальный крем, чтобы раны лучше заживали. «Кстати, Роберт! Где он?» Взгляд, уже привыкший к темноте, разглядел силуэт на полу. Стронг сидел рядом с кроватью, скрестив ноги.

– Тебе надо лежать, – успокоил он, видя, что я заерзала на своем гигантском ложе. Роб несильно толкнул меня вниз, чтобы я приняла прежнее положение.

– Вот видишь, – тихо, еле слышно, просипела я, – ты можешь быть нежным со мной. Просто там, в этом дурацком ночном клубе, я неправильно себя вела. Пожалела того, кто постоянно пытался меня убить. Не знаю, что на меня нашло.

В полумраке было сложно разглядеть лицо Роберта, но в его голосе послышалась горечь:

– Наверное, он был очень убедителен.

Я кивнула, забыв, что парень меня не видит. В этой темноте мне было комфортно разговаривать, не заботясь о выражении лица.

– Роберт, – тихо начала я, – помнишь, ты привез меня к дому в районе «Авиамоторной»?

Стронг молчал.

– Ты ведь жил там? Рос в этом дворе? Мастерил самолеты, чтобы потом запускать их в небо?

Я слышала лишь его дыханье, тяжелое и неровное.

– Тебя звали Артем Николаев. Ты был обычным ребенком, пока не почувствовал, что внутри тебя живет кто-то жестокий и безжалостный. Тебе захотелось драться, причинять боль. Я права, Роберт?

Он немного помолчал, потом заговорил:

– Я не знал отца. Мать говорила, что он погиб, и я ей верил. Первые двенадцать лет все было нормально – и с ней, и со мной. Я прилично учился, был послушным ребенком… Но мать все равно была несчастна. Она, красивая и умная женщина, категорически отказывалась встречаться с мужчинами. Говорила, что никто из них не сравнится с моим отцом.

Я слушала его, боясь даже вздохнуть. Поведение матери Роберта напомнило мне образ жизни моей мамы. Хоть она и делала вид, что не любит отца, я понимала, что ей никогда не забыть этого мужчину.

– Однажды мать призналась мне, что мой отец был не совсем обычным человеком. Другого такого на земле не было в буквальном смысле. Еще она сказала, что он сначала бросил ее, а потом уже умер. Что она никогда не оправится от этого. Она и на самом деле все время была сама не своя, безразличная, что ли… Я ее почти не интересовал. Она все время думала о чем-то своем, переживала… Я не мог помочь – мог только не мешать.

Лет с двенадцати во мне стала просыпаться дикая, почти звериная агрессия. На любое обидное слово, сказанное кем-то из одноклассников в мой адрес, я отвечал кулаками. Никто не мог дать мне отпор, потому что я обладал особенной, несокрушимой силой. Однажды, прямо на уроке физкультуры, один мой приятель попытался пошутить, вполне, кстати, безобидно, про всех мам, вместе взятых. Обычная подростковая хохма парня, обласканного домашними. Не помня себя от злости, я подлетел к нему и сильно ударил кулаком в солнечное сплетение. Он сложился, как перочинный ножик, и упал. Наш физкультурник, высоченный качок, ринулся ко мне – и тут же отлетел метра на три, а головой ударился так, что его на «скорой» увезли. А мне все сошло с рук. Учителя замяли конфликт.

Роберт замолчал, и несколько минут было слышно лишь его прерывистое дыхание; наконец он снова заговорил:

– Меня буквально распирало от ярости, а в те немногие мгновенья, когда я был спокоен, в голову приходила только одна мысль: «Кто мой отец?» Я понимал, что свой прекрасный характер унаследовал именно от него и с этим надо что-то делать, пока не стало слишком поздно.

– И что ты сделал? – тихо спросила я.

– Ребята во дворе рассказали, что есть одна секция, где учат восточным единоборствам – карате, кун-фу, тайскому боксу, кумите и много чему еще. Я решил, что спарринг поможет стравить агрессию. Надо понимать, что были восьмидесятые, совсем другие времена. Если сейчас вокруг сотни секций, клубов, кружков для всех желающих, то тогда все было гораздо сложнее. Наш клуб был подпольным. Если бы его накрыли, что, впрочем, и произошло позже, всем светило длительное заключение в известных, не столь отдаленных местах. Мы все об этом знали, это было нашей реальностью. Наш руководитель, Александр Кудимов, был человеком жестким, даже жестоким. Он проповедовал идею о том, что настоящий боец, воин, не должен сомневаться. Он обязан идти до конца, не испытывая ни боли, ни жалости. Официально нашей секции не существовало, поэтому никто из родных или близких не мог предъявить претензий, если их родственника били так, что он потом долго не мог ходить.

– Тебе стало легче, когда ты попал туда?

– На время. Знаешь, в основном у нас тренировались ребята из плохих семей. Их родители не хотели думать о том, где их чадо пропадает. Это были озлобленные, несчастные подростки, которые хотели одного – стать очень крутыми. Чтобы показать всем, кто их недооценивал: смотрите, я – лучший, самый сильный! Они были фанатиками своего дела, тренировались сутки напролет, не жалея ни сил, ни времени. Но даже в такой компании я чувствовал себя щенком ротвейлера среди безобидных болонок.

Каждый мой спарринг заканчивался одинаково: противника уносили. Я почувствовал – мне нет равных по силе. Нет, я не возгордился, не стал упиваться своей исключительностью. Нет! Просто попросил Кудимова вывести меня на настоящих, взрослых соперников. Он тоже не сомневался, что мне это необходимо, поэтому помог.

– Ты стал принимать участие в настоящих боях, где зрители делали ставки на того или иного бойца, – проговорила я.

Роберт не ответил. Затем он встал и вышел из спальни, не зажигая света. В коридоре вспыхнул тусклый огонек и сразу погас. Я почуяла запах табака, потом услышала шаги Стронга. Роберт вернулся к кровати и сел на прежнее место, на пол.