Окаянные - Вячеслав Павлович Белоусов

а добычу привозят своим, подмечал сообразительный Тимофей Сидорович, в этот раз, видать, не зафартило, уж больно сильно стонал тот, которого из лодки вытащили. Кто как выглядел, вспомнить он и не пытался, — глаз не тот, по этой причине и лодку, на которой приплыли, показать не мог, а вот направление, куда отправились двое с третьим на плече, указал сразу, не мешкая. Приметной выглядела та местность и от берега недалеко — высилось там одинокое строение.

— Особняк Гертруды Карловны! — охнул Платон и рот ладонью прикрыл, но зря опасался; глуховатый старик бурчал уже что-то своё и различить его слова было сложно.

— Видел их ещё? — нагнувшись к нему, прокричал Платой.

— Да что ты, милок, — отшатнулся от него дед. — Чего ж орать. Не глухой я. А из тех троих больше никто не объявлялся. Хотя один и грозился проведать.

— А ты кому рассказывал, Тимофей Сидорович?

— Да что ж я? — вытаращил глаза тот. — Я ещё поживу на этом свете. Их тут такого народа полно шастает. С ними свяжись — могилки заказывать не надо, камень на шею — и как собаку. Воды-то вон сколь!

С берега Сивко не шагал, а нёсся. Это поначалу, от захлёстывавшей, перехватывавшей дыхание радости. Но, не добравшись до ГПУ, остыл, даже пришлось присесть на подвернувшуюся скамейку под деревом близ какого-то дома. "К Луговому с этой троицей заявляться нельзя, — опомнился он. — Ещё неизвестно, что это за народ. К Гертруде Карловне и при Верховцеве многие наведывались и ночлег имели. Раз их не разыскивают, и в ГПУ про них ни слуху ни духу, значит, и интереса ещё не имеется. А на лодках разбойничков хватает, старик врать не станет. Те, что были, могли уже далеко и дальше уплыть. Он же не помнит, когда их видел. Нет, пока определённости в этом вопросе не имеется, соваться к Луговому опасно. Боком станет мне открытие, дряхлым глухим стариканом поведанное, когда нагрянет Луговой к Гертруде Карловне, почтенной даме, совсем недавно красноармейцев в своём госпитале от тифа спасавшей, а там — по сусекам скреби — пусто…" Действовать надо наверняка, решил Платон, но Гертруда Карловна в этом деле ему тоже не помощница…

IV

Выследить Верку-хромоножку Платону удалось лишь через несколько дней неустанного дежурства близ местного рыбного базара. Странно, из особняка, где он ждал удачи, никто не выходил ни днём, ни вечером, хотя пасся он там до поздних часов. В особняке почти и света не зажигали, кроме как в окошке Гертруды Карловны Филькенштейн. Казалось, куковала в проклятом доме одна вдовушка. Платон уже стал подумывать, не сбрехал ли ему старик, но неожиданно повезло. Он даже и не заметил, откуда появилась шустрая хромоножка. Словно прячась, та вынырнула меж рядов кричащих торгашей, не приценяясь, бросила в сумку несколько сомьих хвостиков, добежала, переваливаясь уточкой к птичьему ряду за яйцами, отоварилась луком и картошкой и, явно перегрузившись и сильнее припадая на больную ногу, запрыгала восвояси. Дождавшись, когда она свернула в тихий переулок на полпути к особняку, Сивко неслышно настиг её и, выхватив тяжёлую ношу из рук, подхватил шарахнувшуюся было от него девку.

— Не боись, хозяйка, — изобразил он смиренность и расплылся в улыбке. — Небось семейство-то большое дожидается тебя, а помощников нет? А я вот тебе как раз и подмогну.

— Ой! — ослабла Верка на обе ноги и, не будь забора, к которому прислонилась, лежать бы ей на земле, потому как одной рукой удержать её Сивко не смог. — Платон Тарасович, напугали-то вы меня до смерти! Как вы здесь? Прямо снег на голову!

— А вот давай-ка, девонька, — увлёк он её к ближайшей скамейке у забора, — присядем рядышком да покалякаем. Виделись-то когда в последний раз?

— Да я и не помню, — приходя в себя, выдохнула уже спокойнее и послушно опустилась она на скамейку, впрочем, не забыв перехватить из его рук сумку и при-строить её ближе к своим коленям.

— Боишься, умыкну? — лыбился Платон. — Как Гертруда Карловна шуганула меня от вас, сразу и отвыкла?

— Да вы ж к нам и не заглядывали с тех пор, Платон Тарасыч. — Осваиваясь, она даже принялась прихорашиваться, убрала со лба под косынку волосы, повела бровями.

— А вот сегодня и загляну, — сделал попытку прижать её к себе Сивко, но тщетно, та мигом отодвинулась на самый край, едва не слетев совсем. — Что это ты так меня боишься, Верунь? — пустился любезничать Платон. — Раньше такого не бывало.

— Напугалась, когда сумку у меня выхватили, — парировала та, — а теперь-то чего мне вас боятся. Идти надо. Гертруда Карловна небось уж заждалась.

— А с ней и остальные, — поддакнул Платон, играючи ущипнув её за бок. — Проголодались, наверное, гости нежданные?

— Это кто?! — вскинулась и зарделась девица. — Вы про кого, Платон Тарасыч? Евгения Глебовна с сыночком, если, так они, словно воробушки, им бы лишь поклевать.

— Не про них я, Верунь.

— А про кого ж?

— Будто не понимаешь?

— Пойду я, Платон Тарасович, правда, мне поспешать надо.

— Завтрак или уже обед готовить троим постояльцам? — смахнув ухмылку с лица, сурово впился глазами в растерявшуюся хромоножку Сивко. — Не шути со мной, девонька, не советую. Гертруда Карловна, думаю, успела тебе объяснить, где я работаю?

— Да что вы такого говорите, Платон Тарасыч?

— Хватит! — резко повысив голос, оборвал её Сивко. — Повторять и пугать не стану. Следил я за тобой только что и видел, как шныряла ты по базару, набирая жранья для мужиков, которых прячете в особняке. Кровь на них видела? Не сама ли раны им бинтовала? Или Гертруде помогала? А ну-ка, рассказывай всё!

Лицо девушки побледнело, она ткнулась носом в ладони, не сдерживая внезапных слёз.

— А вот реветь поздно! — грозно рявкнул Сивко. — Вдруг кто увидит, хуже будет. Раны не в драке с хулиганьём получены. Огнестрельные, правильно я говорю? Ну!

Верка, не переставая рыдать, закивала головой.

— Понимаешь, чем это грозит? За решётку угодишь мигом за то, что бандитов от чекистов прячете!

— Не бандиты они, — всхлипывая, выдохнула Верка.

— А ты почём знаешь?

— Глеб Романович, батюшка Евгении Глебовны, сам от бандитов пострадал. Мы его еле-еле выходили. Недавно в себя пришёл и кушать начал.

— А второй, который его на себе к вам притащил? — не давая опомниться, дёрнул за локоть Сивко.

— Ой! — вскрикнула та. — Больно!

— Второй кто?

— Друг его. Артур Аркадьевич. Но у него ранений почти не было. Так, царапины на лице. А вам откуда известно?

— Не перед тобой мне отчитываться! — оборвал её Платон. — Третий жив? Что про него знаешь?

— Я его почти не видела, — снова заревела