Ласточка - Наталия Терентьева

– Нельзя есть сейчас, – машинально проговорила Анна. – Кто тебе бублик дал?

– Да забей! – легко ответил Виталик, энергично откусил его, чавкая, и привычно выматерился.

Нет, нет и еще раз нет. Так не может быть. С одной стороны – праведницы, витиевато проповедующие отказ от всего земного, обеими руками держащиеся за эти решетки, которые закрывают их от мира, решетки, поставленные добровольно, с удовольствием даже – в этом и есть смысл, с другой стороны – нереальные люди, которые один за одним вторглись в их монастырь. Как будто их кто-то привел сюда. Вот и не верь после этого в провидение… Или в руку Божью… Или же это одно и то же… Девяносто шесть процентов неизвестной материи вокруг нас…

– А? Теть-Ань, чё она хочет? Выпить?

– Послушать тебя, Виталик, так все хотят выпить, – в сердцах сказала Анна.

Невозможно смотреть на это грязное самоуверенное личико. Почему он с утра уже такой грязный, как будто ночевал на вокзале? Не умывался. Никто не показал, где вода, никто не заставил умыться. Он и здесь никому не нужен. Где он ночевал? Куда его поселили? Она даже задумываться не будет об этом. Зачем он ее нашел? Он ведь бегал по территории и искал ее, она давно видела его шастающим туда-сюда. Нашел, прицепился, теперь, чтобы он ушел, нужно его обидеть. Так просто не уйдет. Почему – совершенно непонятно. Такие дети всё чувствуют, как зверьки, у них обострено чувство опасности. Тогда зачем он льнет к ней?

– Пошел от меня вон! – четко сказала Анна, не разжимая зубов. – Вон пошел и больше ко мне не приближайся, понял?

Виталик даже вздрогнул от неожиданности, немножко отступил назад, посмотрел на нее очень внимательно, сказал:

– Ладно.

Отошел метров на десять, сел на землю, отвернулся, так, чтобы боковым зрением видеть Анну, и стал быстро доедать свой бублик. Оставил небольшой кусок, спрятал его в карман.

Как зверек, честное слово, невольно заметила про себя Анна. И что? Ей что с этого? Ей жалко этого мальчонку?

Анна не успела додумать, потому что к ней приблизилась группа оживленно переговаривающихся стариц, спешащих к дому игуменьи. Анна видела, что Оля, добежавшая до ворот монастыря, остановилась там, ее задержала высокая, крупная мать Агафья. Оля что-то говорила, неловко всплескивая руками, пыталась прорваться к воротам, а благочинная держала ее за руку чуть ниже плеча. Потом Оля изо всех сил оттолкнула Агафью и прорвалась к арке, в которой была открыта дверь – туда, в тот мир, где живет монах, который никогда не будет вместе с Олей, к которому она, скорей всего, поедет, непонятно как, на чем, и, главное, – зачем. Но поедет, потому что в ней пробудилась жизнь, тайный, страшный в своей непреклонности, самый сильный закон, требование, заложенное природой, которая и есть Бог, или природа – часть Бога, или он – часть ее? Нам не сказано. Нам сказано – не пытайся понять. Но созданы мы так, что не пытаться невозможно.

Анна, секунду помедлив, поспешила к воротам.

– Ты еще что?! – Агафья встала ей наперерез и попыталась остановить, видя, что и Анна собралась выйти за ворота.

Анна, лишь кивнув ей, обогнула ее по траве и выбежала за Олей. Анна видела, как соседка ее пронеслась от стен монастыря до озера, там, на широкой дороге, по которой обычно шли паломники и посетители монастыря, остановилась, неуверенно оглянулась, потом тряхнула головой и зашагала широкими шагами, причем совершенно в другую сторону от автобусной остановки. Вероятнее всего, Оля не знала, куда идти, шла, чтобы не стоять, чтобы решение, которое созрело в ее голове, а точнее, в сердце, не переменилось.

– Подожди! – крикнула Анна.

Оля, обернувшись и увидев Анну, припустилась бежать.

– Да подожди ты! Хоть бы бежала в ту сторону! – в сердцах проговорила Анна и попробовала догнать Олю.

Та бежала с завидной скоростью. Вряд ли когда-то крупная, дебеловатая Оля занималась спортом. Она, конечно, училась в школе, девять классов как-то окончила, но даже ходила неловко, боком, припадая на совершенно здоровую ногу, просто по складу характера – неуверенно, стесняясь саму себя. А тут – понеслась, как упитанная молодая лань.

Анна, глубоко дыша, прибавила бегу. Давно она на самом деле не бегала. Не отжималась, не делала зарядку, не плавала – озеро прекрасное, чистое, но монахини не разоблачаются, не плавают поэтому. Или не поэтому. Прошлым летом кто-то из молодых насельниц пробовал баловаться, выбегали купаться без благословения, утром, в предрассветных сумерках, но игуменья с благочинной так отругали всех – и кто плавал, и кто только знал, да не сказал, и даже тех, кто и не знал об этом, что и думать об озере забыли. Пустое.

Анна взглянула на ровную гладь озера. По краю берега уже расцвели высокими темно-розовыми соцветиями метелки очень красивого сорняка, который растет здесь всюду. Похож на люпины – яркий, живучий дачный цветок, энергично размножающийся, цветущий два раза в лето, только если вовремя не сорвать поблекшие соцветия, они становятся черными и торчат, словно обугленные… Ника всегда их ловко и быстро собирала, это была ее негласная обязанность… «Горяшки!» – кричал Артем, Ника смеялась и метеором неслась по саду, сметая черные головы люпинам, росшим в дальнем углу и по краю забора… Анна тряхнула головой. Да что такое? Картины ее сада поплыли у нее в голове. У нее здесь есть огромный сад. Она может выполнять в нем послушания с раннего утра до ночи. Правда, не факт, что у нее будет именно такое послушание. Пока она обязана занимать и приобщать к церкви Виталика. А она не выполняет своего послушания, нарушает первый и главный закон. Нельзя отказываться от послушания. Все, иначе ты не монахиня, не послушница. И выгнать могут.

Зачем она бежит за Ольгой? Анна встала на мгновение, перевела дух. Она увидела, что Оля тоже остановилась, опять стала оглядываться. Анна знала, что та видит плохо, очков не носит, так ей удобнее – весь мир расплывается вокруг, лица добрее, приятнее, выражения глаз не видно, проще забиться в свой уголок и там сидеть, не желая встречи ни с чем и ни с кем, тревожащим душу и тело.

Оля стала вглядываться. Всплеснула руками. Неожиданно пошла навстречу Анне, потом с трудом побежала – устала с непривычки, никогда не бегала.

Анна не шла той навстречу, стояла посреди широкой тропинки. Стена монастыря уже закончилась, с обеих сторон прохожей дороги было озеро – главная его часть и вторая, похожая на огромную живописную запруду, под обеим сторонам дороги росли высокие деревья, низко летали птицы, хотя туч, обещающих дождь, пока не было. Но птицы никогда так низко и нервно зря не летают.

– Аня! Аня… – Оля, добежав до нее, не рассчитала, врезалась в Анну, обняла ее, потная, большая, раскрасневшаяся, повисла на ней всей своей тяжестью, неровно дыша. – Аня, Аня…

Она больше не знала, что сказать, просто крепко обнимала Анну и начала плакать. Анна попыталась отстраниться, да не смогла, девушка все сжимала ее, как будто надеясь, что вот Анна сейчас ей что-то такое скажет, что путь ее будет легким, ясным, что на душе станет хорошо.