Бессмертный - Трейси Слэттон

— Я когда-нибудь еще увижу вас? — спросил я.

— Думаешь, от меня легко избавиться? — Странник покачал головой, заросшей бородой и черно-седой гривой. — Немало воды утечет, немало дорог останется позади, и мы снова встретимся, Бастардо.

— Всего доброго, Странник, — пожелал я.

Он махнул на прощание рукой и зашаркал обратно в город по булыжной мостовой. Пройдя несколько шагов, он оглянулся.

— Береги осла, Бастардо! Он тоже мой старый друг, — крикнул Странник.

Я ответил не слишком приличным жестом, отчего Странник расхохотался, а я медленно расплылся в улыбке. А потом мы оба замолчали. Странник пошел своей дорогой, а я — дальше, в Тосканские холмы, чтобы похоронить еще одного друга.

Теперь у меня было столько денег, сколько я и не мечтал получить. Похоронив Гебера, я отправился в Палаццо дель Капитано дель Пополо и обнаружил, что Странник был прав: Гебер оставил после себя солидный счет из тысячи флоринов, который пополнился от удачных вложений в шерстяную фабрику и виноградник в Анчьяно. Джинори, которого я звал Рыжим, владел примерно третью такого состояния. Но зато у Джинори был дом, где он жил, где располагалась его мастерская, а также запасы материалов, необходимых для его ремесла, — красящие вещества, рулоны тканей и прочее. Теперь я богач, владеющий устроенной мастерской и всем, что нужно для этой работы. Придется заплатить налоги, но я ведь мог вступить в права владения, когда пожелаю. Сейчас, когда умерло пол-Флоренции, юридические формальности, связанные с завещанием и получением наследства, улаживались быстро. Те, кто выжил, торопились вернуться к производству шерстяных тканей и международной торговле, торговле зерном и предметами художественных промыслов, банковскому делу и инвестированию, карнавалам и искусству, потому что именно все это делало нас Флоренцией, говоря словами Папы Бонифация — пятым элементом мироздания.

Я вышел из дворца, словно одурманенный. Стоял по-зимнему прохладный день, над головой раскинулось желтоватое небо, похожее на маслянистое молоко, а у меня в руках был листок бумаги, в котором перечислялось все мое наследство и который давал мне право снимать средства со своих новых счетов. На площади перед дворцом ветер вырвал у меня из рук бумагу и швырнул наземь. Когда я наклонился поднять ее, рядом раздался стук копыт скачущей лошади. Едва мои пальцы коснулись листка, как всего на расстоянии волоса от них в бумагу воткнулась шпага. Я поднял голову и увидел, что надо мной, вытянув оружие, с презрительной усмешкой склонился Николо Сильвано.

— Что, наследство собираешь, колдун? — спросил он. — Ну и долго оно у тебя продержится, пока люди не узнают, кто ты есть — порождение греха и источник зла? Мой отец говорил, что однажды спас тебя, когда толпа чуть не сожгла тебя за твое уродство!

— Твой отец меня не спасал. Твой отец за свою жалкую жизнь ни одного доброго дела не сделал, — равнодушно ответил я. — Меня спас великий человек, а твой отец просто оказался поблизости и утащил в свое логово.

— Мой отец был великим человеком! А кем был твой отец, таким же блудным уродом, как ты? А ты никогда не задумывался, Бастардо, какая дрянь породила такое чудовище и бросила на улице? — засмеялся Николо. — Не задумывался? Мой отец иногда размышлял над тем, что за человек мог породить такого красавчика, а потом бросить его на произвол судьбы.

— О чем я задумываюсь, тебя не касается, — ответил я, не позволив ему себя разозлить.

Задуманное убийство заняло все мои мысли. Посмотрев оценивающим взглядом, я увидел, как он сидит, в каком положении шпага. Держал он ее неловко, как будто она была новая, и я знал, что он никогда не брал уроков фехтования. Я резко выпрямился и вышиб ее ногой. Шпага отскочила от листка и чуть не вылетела из руки Николо. Он зашатался в седле и еле удержался, неуклюже вцепившись в гриву лошади. Присев, я подхватил листок, ловко увернувшись из-под железных копыт гарцующей лошади, обутых в железные подковы.

— Меч у тебя, может, и есть, но дворянином тебе никогда не стать, — довольно произнес я, не упустив возможность его уязвить. — Кем бы я ни был, ты-то все равно останешься отродьем гнусного держателя борделя, который порабощал и убивал детей!

— Я уже дворянин, отцы города дали мне дворянство, — ответил он, выпрямившись в седле, и покрепче взялся за шпагу, наворачивая круги возле меня. — Сейчас во Флоренции самое время ловить удачу, и я ухвачусь за нее, вот увидишь! Мой отец бы мной гордился!

Николо направил свою лошадь на меня, но я хлопнул ее по крупу, и лошадь пугливо отпрянула, чуть не скинув седока.

— Только змея гордится змеей.

— Ты завидуешь, потому что у меня есть отец, — пропел Николо и, снова выпрямившись, самодовольно ухмыльнулся, собрав узду в ту руку, в которой держал шпагу. — Я тоже оставил тебе особенное наследство, во дворце моего отца. Не забудь забрать, ублюдок!

Не успел я опомниться, как он наклонился и ударил меня свободным кулаком по лицу. Тут я вышел из себя и попытался неуклюже спихнуть его с седла. Он засмеялся и дал мне кулаком по зубам. На его стороне было то преимущество, что он сидел высоко в седле. Лошадь вздыбилась, и я отскочил, чтобы не попасть под ее копыта, а Николо, хохоча, умчался прочь.

Я не сразу пошел в бордель, хотя Николо наверняка хотел, чтобы я бросился туда со всех ног. Я поклялся, что больше никогда не буду следовать указкам тех, кто носит имя Сильвано. Я сам решу, куда мне пойти и когда. Поэтому я вернулся в дом Сфорно с разбитой губой и синяком под глазом. Моисей Сфорно стоял в кухне у очага, пил вино и доедал полдник — холодного жареного цыпленка и соленые черные оливки в специях. Я догадался, что он ходил навещать больных. Увидев меня, Сфорно удивленно вскинул брови, отставил кубок с вином и подошел осмотреть меня. Рука у него были мягкая, но твердая, и я решил, что если стану врачом, то и у меня будут такие же добрые руки. От целительных прикосновений Сфорно из меня испарилось все напряжение после стычки с Николо.

— Умойся, и все пройдет, — сказал он и отошел, взяв свой оловянный кубок. — Николо Сильвано?

Я кивнул.

— Синьор, я теперь богат. И у меня есть свой дом. И дело. Лавка, где продаются крашеные ткани.

Сфорно улыбнулся.

— Замечательно. Значит, ты уйдешь от нас и будешь торговать в лавке?

Он подошел к бутыли с вином и налил мне кружку. Я подумал секунду и сказал:

— Я переселяюсь сейчас. Синьора Сфорно будет рада. Но если вы согласны и дальше учить меня, я хочу стать врачом.

— Можешь не торопиться с переездом, — сказала госпожа Сфорно.

Она вошла в кухню в простом коричневом фартуке, с корзиной, в которой лежали картошка, капуста и морковь. Даже не взглянув на меня, она принялась чистить и резать морковку, и скоро на столе уже была груда тончайших оранжевых очистков. Женщина работала, склонив над столом красивую голову в желтом чепце.