Бессмертный - Трейси Слэттон

Потом я достал стопочку перевязанных бумаг, которые лежали у Гебера на тумбочке. Я спрятал их за пазуху, прежде чем выносить тело Гебера. Я протянул стопку Страннику.

— Думаю, он отдал бы их вам. Вы хорошо понимали друг друга.

— «Summa perfectionis Magisterii», — прочитал Странник на обложке. — Как это похоже на моего старого друга! Я знаю, кому нужно это отдать. — Он взял поводья осла в крупную узловатую руку и неспешно повел его по узким улочкам близ Понте Санта-Тринита. — Смерть — это просто переезд из одного дома в другой. Мудрый человек, — а мой совершенный друг был мудрым, — сделает новый дом гораздо прекраснее прежнего.

— У меня никогда не было дома, — ответил я. — Но у меня было другое. Работа. Работа разная, хорошая и плохая, а сейчас, возможно, появится и достойная, если Моисей Сфорно сможет сделать из меня врача. В основном, у меня были путешествия и видения. Вы верите в то, что видения реальны?

— А что реально? — Странник развел рукой, почесав густую, буйную бороду. — И что иллюзия?

— Я так и знал, что вы скажете что-нибудь в этом роде! — вздохнул я. — Но после смерти Гебера осталось столько недосказанного, так много вопросов не получили ответа! Что все это значило — философский камень, потом эти странные видения? Как Геберу удалось их вызвать? Почему все это со мной случилось? Что он знал обо мне и моих родителях? Кем они были и почему выбросили меня на улицу? Прошлой ночью случилось со мной это путешествие, и мне предложили выбор, но был ли он настоящим?

Я говорил совершенно серьезно, и слезы заливали мое лицо, когда я схватил Странника за рукав.

— Мы скорбим, чтобы освободить себя от себя, — ответил он, сжав мою ладонь своей узловатой рукой. — А потом осторожно, капля по капле, ты наполняешь себя собой. На это нужно время.

Я хотел получить прямой ответ. Более того, хотел услышать прямые ответы на многие вопросы, а теперь, когда Гебера не стало, мне некому было задать их, кроме Странника. А он не желал отвечать. В то время мне шел третий десяток, хотя и походил я на мальчишку, но лишь много десятилетий спустя я понял, что Странник был прав: жизнь не дает прямых ответов. Я провел рукой по глазам, отерев слезы. Гебер не хотел бы, чтобы я его оплакивал. Он считал, что завершил свой путь и достиг совершенства. Он сказал, что прожил всю жизнь, чтобы научиться умирать. Наверное, он хотел, чтобы я отпраздновал его уход. А у меня от горя разрывалось сердце. Оплакивая Гебера, я вспомнил всех тех, кого оплакивал до него: Марко, Ингрид и младенца Симонетты. Боль утрат захлестнула меня. Возможно, я веду себя как эгоист. Но я жалел, что Гебер так мало пожил рядом со мной. Я буду скучать по его урокам, по его острому языку. Мне будет очень не хватать близкого присутствия столь отличного от меня человека. Какое-то время мы со Странником шли молча.

— Позволь мне рассказать тебе историю, раз уж ты спросил меня, что реально, а что иллюзия, — просветлев, начал Странник. — Вот живет человек, он идет по дороге и видит…

— Как его зовут? — перебил его я, сам удивляясь притворной серьезности своего вопроса.

Невзирая на горе, вызванное кончиной Гебера, удержался, чтобы не подразнить Странника. В игру обманщика трикстера могли играть двое: коли Странник не пожелал отвечать на мои вопросы, я задам ему вдвое больше. Однажды Гебер сказал мне, что у меня есть минимум ума, которого хватает на любопытство. Так вот теперь я воспользуюсь своим любопытством и отплачу Страннику его же монетой.

— Как звали этого человека? Это не имеет значения.

— Для меня имеет, — упрямо возразил я.

— Хорошо. Его звали Джузеппе. — Странник вскинул руки. — Джузеппе идет по дороге и видит женщину…

— А как ее зовут?

— Сара. — Он закатил глаза. — Он видит Сару, она прекрасна. Его поразило как молнией: без нее не могу! И вот он идет в дом ее отца — отца зовут Леоне — и просит руки этой женщины, Сары. Отец соглашается, и они женятся. Они очень счастливы. В положенный срок у них рождается трое прелестных детишек…

— А их как зовут? — не унимался я.

Странник пробормотал несколько фраз на неизвестном языке. Мне не нужно было перевода, чтобы понять: он бранится. Потом он сквозь зубы продолжил:

— Их зовут Авраам, Исаак и Анна. Тесть, очень состоятельный, умирает, и его состояние переходит к Джузеппе. У Джузеппе есть все: прекрасная любящая жена, прелестные дети, прекрасный дом, земля, овцы, скот и золото.

— Хорошая история!

— Да. Так вот, долго ли коротко ли, в стране случилось страшное, ужасное наводнение…

— Как наводнение в ноябре тысяча триста тридцать третьего, — заметил я. — Ужас, что было. Дождь лил не переставая, потоками четыре дня и четыре ночи. А какие молнии! Раскаты грома следовали один за другим! Вы тогда были во Флоренции?

— В Ирландии, — коротко ответил он. — Так вернемся же к…

— Потрясающее зрелище было, а звуков таких я ни прежде, ни потом не слышал, — продолжил я. — Непрерывно звонили все церковные колокола. Один мой знакомый монах, брат Пьетро, объяснил, что это мольба о том, чтобы Арно больше не поднимался. А в домах люди били в кастрюли и медные тазы, громко взывали к Богу: «Misericordia, misericordia!»,[77] но Бог только смеялся, а вода все прибывала, а люди, спасаясь от опасности, перелезали с одной крыши на другую, перебираясь от дома к дому по наспех сделанным мосткам. Люди подняли такой громкий гвалт, что не слышно было грома!

— Да уж, громко! Но в моей истории…

— Представляете себе, водой смыло все мосты, — сказал я, будто бы по секрету. — Я видел, как снесло Понте Веккьо, вместе с лавочниками, которые так и остались сидеть в деревянных хибарках. Ужасная трагедия!

Я невинно посмотрел на Странника широко распахнутыми глазами, а он посмотрел на меня, как на деревенского дурачка.

Я хорошо понимал, что его это бесит, и мне это доставляло удовольствие. Я нагло улыбнулся ему.

— В моей истории про Джузеппе наводнение было не лучше, — вставил Странник, скрежеща зубами. — Поднялись воды и смыли его дом, его урожай и скот, все его владения. А потом на горизонте появилась огромная волна, и он схватил жену и детей, посадил одного ребенка на плечи, двух других взял одной рукой, а жену другой. Накатила волна и смыла ребенка, который сидел у него на плечах, а когда он потянулся за дочкой, то в водах потерялись остальные дети и жена. А потом волна выбросила его обратно на берег. Он потерял все. Вот это иллюзия, — победно закончил он.

— Что из этого было иллюзией? — взволнованно воскликнул я.

— Что из этого иллюзия? — усмехнулся Странник, довольный собой. — Все — иллюзия! То, что было и чего не было.

— Не нравится мне эта история, — сердито буркнул я.

— Почему же? Это история твоей жизни. Точнее, жизни любого из нас.